РОССИЯ И ИНФОРМАЦИОННЫЕ ВОЙНЫ
Методология и тактика в примерах30.12.2022 121
Время на чтение 11 минут
Фото: Предоставлено автором
Специфика текущего момента нашей общей со страной биографии заставляет вспомнить, что выиграть войну на поле сражения – еще не значит выиграть ее в целом. Наряду с военной составляющей всегда есть информационная, присутствующая незримо и в мирное по видимости время. А успехи наши в этой «незримой» составляющей ведущихся против нас войн, оставляют последние пару столетий желать лучшего.
В качестве первого примера методологии и практики информационных или холодных войн, ведущихся против России с завидным постоянством, с подачи в основном «анти-Римской империи», со времен Ивана Грозного, наряду с обычными «горячими», рассмотрим так называемую Крымскую войну 1854-1856 годов. Военными историками обычно именуемую Восточной войной. Заодно в очередной раз убедимся насколько схоже верно понятое прошлое с настоящим.
КРЫМСКО-МИРОВАЯ ВОЙНА ПРОТИВ РОССИИ. Крымская, она же Восточная война, она же война за Ясли Господни (1853-1856) – война против России коалиции трех крупнейших империй мира: Британской, Французской и Османской, с примкнувшим к ним Сардинским королевством, при благожелательной к целям коалиции поддержке остальной Европы.
Чтобы в полной мере понять причины европейского единодушия против России, а также значение этой войны для грядущей судьбы России и мира, необходимо уяснить следующее.
ЭПОХА НИКОЛАЯ I – ПРОДВИЖЕНИЕ РУССКОГО ЦИВИЛИЗАЦИОННОГО ПРОЕКТА. До периода Крымской войны Россия была единственной мировой державой, отказавшейся от соблазна ценностной и структурной модернизации общества по европейскому образцу, сделав упор на техническое соревнование систем.
И соревнование это, вопреки стандартным россказням об отсталости Николаевской России, наша страна собиралась выиграть, не отказываясь от своих традиционных ценностей и исторической парадигмы Третьего Рима.
Так за период царствования Николая I в четыре раза увеличилось промышленное производство, что составляет ежегодный прирост около 14%. Проводилась независимая экономическая политика, интенсивно развивался внутренний рынок, защищенный покровительственными тарифами. Правилом стали государственные инвестиции в развитие местной промышленности и транспортной сети.
Были распаханы миллионы десятин ранее дикой степи. Уровень достатка даже крепостных крестьян во второй половине царствования был таков, что после реформы 1861 года вновь достичь его удалось только к десятым годам XX столетия.
Стараниями Императора Россия стала страной с сильным образованием и развитой наукой. Его заслугой стал «Золотой век» русской культуры. Русский язык был возвращен в обиход образованного общества. Были спасены уцелевшие памятники древнерусской культуры.
Впервые за два столетия возродилась, например, практика широкого пожалования государственных земельных и лесных угодий монастырям.
Самим фактом своего существования и развития, Россия ежедневно доказывала миру, что крупное государство может строиться, хозяйствовать и добиваться определённых успехов, не следуя нормам буржуазного права и протестантской этики.
Вместе взятое всё это свидетельствовало о возникновении в мире, все больше живущем по единым англо-саксонским законам, ‒ законам «анти-Римской империи» ‒ альтернативной социально-политической системы в лице крупнейшего и сильнейшего государства. Успехи православной цивилизации стали очевидны для всех, кроме разве что русского «образованного общества». К середине XIX века «передовые», то есть дальше других продвинувшиеся по пути «прогресса», страны «коллективного Запада» не могли допустить подобного безобразия. Назревал межцивилизационный конфликт. Конфликт ценностей.
Сокрушение Николаевской России стало для «анти-Римской империи» и ее европейских сателлитов жизненной необходимостью для дальнейшего продвижения на пути к тому, что ныне носит название глобализации.
ПОСЛЕДНЯЯ РЕЛИГИОЗНАЯ ВОЙНА РОССИИ. Крымская война – последняя война, которую Россия вела под чисто религиозными лозунгами, как Православная Самодержавная Русская Империя. Непосредственной причиной войны, называемой чаще поводом к ней, послужила передача султаном ключей от храма Рождества Христова в Вифлееме в руки католиков по ультимативному требованию Наполеона III, за спиной которого стояли британские спецслужбы.
Николай Павлович потребовал восстановить законные права Иерусалимской патриархии. По наущению Франции Стамбул отказался.
Религиозный характер войн, которые вела Россия, уже не раз приводил к тому, что вступив в войну с одной страной, она оказывалась воюющей против нескольких государств. И тогда, выступив в поддержку православных народов Османской империи, Россия приняла на себя соединенный удар католического и протестантского Запада, поддержанный на сей раз всеми революционными партиями и движениями Европы.
«Война … показала нам – заметил Данилевский, − что ненавидела нас не какая-нибудь европейская партия, а, напротив того, что каковы бы ни были разделяющие Европу интересы, все они соединяются в одном враждебном чувстве к России. В этом клерикалы подают руку либералам, католики – протестантам, консерваторы – прогрессистам, аристократы – демократам, монархисты – анархистам, красные – белым, легитимисты и орлеанисты – бонапартистам».
Анализируя внешнеполитическую обстановку 1853 года, Маркс и Энгельс отметили, что в Европе есть фактически две равновеликие силы: Россия и революция, поддерживаемая демократическими силами.
Таким образом, хотя ближайшим поводом к войне явились поддержанные Францией претензии Католической церкви на первенство в храмах Святой земли, английские интересы в Азии и австрийское влияние на Балканах, правительства антирусской коалиции фактически выступили на стороне собственной революционной оппозиции.
Европейский мир впервые со времен крестовых походов был объединен не столько прагматическими целями, сколько идеей. И идеей этой стало сокрушение православной цивилизации, приравненной к «варварству» английским статс-секретарем по иностранным делам лордом Кларендоном.
На православную Россию открыто наступало все «прогрессивное человечество». Право – «фронтовые сводки» наших дней!
[1850 год и его следствия. Следует в скобках отметить, что единственным крупным государством Европы, хранившим во время Восточной войны по отношению к России дружественный нейтралитет, была Пруссия. Хотя обычно, ее вместе с Австрией относят к числу враждебных России в той войне государств. Но здесь следует оценить следующий момент.
В этом году Пруссия пытается объединить Германию, предвосхищая аналогичные действия 1870-1871 гг. Однако Петербург запрещает, выступая в пользу Австрии, которую и так спасли от развала русской силой и кровью в 1848 году. Результат: в Крымско-мировую войну «благодарная» Вена фактически в стане наших врагов.
Берлин – и спасибо ему за это ‒ держит «нейтральный» нейтралитет, заставляющий, тем не менее, держать значительную часть русской Армии на западной границе. Все наши «патриоты» уж почти 170 лет дружно ругают за это… Берлин.
Но не вредно вспомнить и 1850 год, и, подчеркнём, что именно Берлин вел себя наиболее прилично из всей Европы в ту войну. Это мнение не моё, а Императора Александра Второго. Тот был благодарен Пруссии и за умеренную позицию в войну 1854-55 годов, и за поддержку вплоть до военной в подавлении очередного польского мятежа 1863 года, когда остальная Европа вновь грозила нам войной.
«Во время Крымской кампании, будучи горячим поклонником императора Николая I, Фридрих Вильгельм IV сохранял дружественный России нейтралитет».
То, что интересы России и Германии – в широком смысле – стратегически совпадают, понимали все государственно мыслящие люди. Характерно в этом смысле слова Святителя Игнатия Брянчанинова, сказанные им в одном из писем генералу Николаю Николаевичу Муравьеву, будущему Карскому (от 31.07.1855):
«… Цепи, готовимые Англо-Французами для Германии, сделались для нее очевидными. Германия должна желать торжества России и содействовать ему: торжество России есть вместе и торжество и Германии. Так это ясно, что мы не удивимся, если на будущую весну увидим Германию вместе с Россиею идущею на Париж, расторгающею злокачественный союз; и потом всю Европу, устремленную для обуздания Англичан – этих бесчеловечных и злохитрых Карфагенян … Решительный исход войны и прочный мир виднеются в самой дали: за периодом расторжения Англо-Французского союза и за побеждением Англии на море. Без последнего события она не перестанет злодействовать и играть благосостоянием вселенной»].
«ШЕСТАЯ ВЕЛИКАЯ ДЕРЖАВА». Понятно, что каждое наступление на Россию − особенно в крупных масштабах − должно быть кем-то и хорошо оплачено. И здесь уместно отметить, что в Восточной войне с Россией помимо названных империй с примкнувшими королевскими «сардинами», активно участвовала «шестая великая держава», как называли в середине XIX века финансовую империю пятерых братьев Ротшильдов. В их руках была практически вся Европа, зависящая от финансов этой семьи. Но в Россию путь капиталам Ротшильдов был закрыт – русская экономика при Николае I не нуждалась в кредитах богатых братьев.
Напротив, сразу после Крымской войны Ротшильды впервые дали России крупный кредит, проникнув, наконец, своими капиталами в православную империю. По мнению ряда историков, именно для того, чтобы проникнуть в российскую финансовую систему, Ротшильды по мере сил и провоцировали саму войну. И хотя и без Ротшильдов было много желающих дать Третьему Риму укорот, влияние мировой мамоны в Восточной войне очевидно.
ПРОТОМИРОВАЯ ВОЙНА И ЕЕ ВОЕННЫЕ РЕЗУЛЬТАТЫ. Вопреки «локальному» названию Крымская война стала прообразом будущих мировых войн − Протомировой войной. Она стала по существу, первым в истории опытом кольцевой блокады России, то есть ее последовательным окружением и удушением со ставкой на дальнейшее расчленение. Вечная мечта просвещенного Запада!
Боевые действия велись в Крыму, на Кавказе, в Азиатской Турции, на Балтийском и Белом морях, на Тихом океане.
На всех театрах Крымско-мировой войны, кроме собственно севастопольско-крымского, объединённые англо-франко-турко-сардинцы терпели неуспехи. Во время штурма на краю света громадной англо-французской эскадрой Петропавловска-Камчатского, защищаемого старым фрегатом «Авророй», с горя застрелился английский адмирал Прайс.
Через два месяца после оставления нашими войсками южной стороны Севастополя, Кавказской армией генерала Николая Николаевича Муравьева был взят Карс – ворота в Азиатскую Турцию и на Босфор. Святитель Игнатий Брянчанинов в письме к Муравьеву-Карскому (от 06.12.1855) так оценил этот подвиг русского оружия: «Союзники не могут исправить своей потери: врата Малой Азии растворились пред Вами, сорвались с верей своих; этих ворот уже нет. Вся Малая Азия может подняться по призыву Вашему против врагов человечества Англичан и временных их союзников, вечных врагов их, ветреных Французов. Влияние России на Востоке, потрясенное на минуту, и то единственно в мнении Европейских народов, восстанавливается в новом величии, в новой грозе, грозе благотворной. Взятие Карса – победа вроде Кульмской … с влиянием на судьбу всей кампании, всей войны».
Ф. Энгельс вместе с К. Марксом страстно желавший не просто поражения, но уничтожения России, с глубоким сожалением отмечал, что после падения Карса «мы будем иметь нечто вроде войны всерьез, если только война вообще будет продолжаться… К тому времени, когда русский гарнизон оставил Южную сторону Севастополя, союзники потеряли 250 000 человек убитыми и ранеными, и израсходовали миллионы денежных средств… Севастополь не истощил силы России в такой мере, как силы союзников, ибо он не помешал русским взять Карс. Падение Карса является, действительно, самым позорным событием для союзников».
Таким образом, силы двух сильнейших западноевропейских армий и флотов, не считая усилий сардино-турков, были потрачены на то, чтобы в течение годичных титанических усилий взять половину русского города, практически отрезанного от страны.
По мере того, как таял экспедиционный корпус союзников под Севастополем, таяли цели «объединенной Европы» в войне. Начальные цели, озвученные в марте 1854 года лордом Пальмерстоном, в меморандуме членам своего кабинета, были грандиозны, в духе Беловежской пущи: − Аландские острова и Финляндия возвращаются Швеции; − Литва, Эстония, Курляндия и Лифляндия на Балтике уступаются Пруссии; − Польское королевство с границей по Днепру восстанавливается как барьер между Германией и Россией; − Валахия, Молдавия, Бессарабия и устье Дуная передаются Австрии; − Крым, Черкесия и Грузия отбираются у России с передачей Турции Крыма и Грузии; − Черкесия объявляется независимой или соединяется с султаном узами сюзеренитета.
Как видим, по сценарию Пальмерстона Россия должна была быть отрезана от Черного и Балтийского морей и фактически прижата к Уральскому хребту.
Вы можете смеяться, но вышеупомянутые классики марксизма в своих статьях, посвящённых Крымской войне в англо-американской прессе, лорда Пальмерстона именует не иначе, как агентом русского царя на зарплате. За слишком мягкую, по их мнению, политику в отношении России.
Его же классики именуют главным виновником сдачи Карса в интересах любимого Пальмерстоном русского самодержавия. Впрочем, для Маркса и Энгельса ‒ английский двор состоит в очевидном заговоре с двором русским, парализуя усилия прогрессивной общественности раз и навсегда решить Восточный вопрос, заодно с русским.
Конечные же цели союзников: разоружение русского флота на Черном море и демилитаризация самого Черного моря, была в глазах Маркса-Энгельса прямой капитуляцией перед ненавистным царизмом.
Они еще не знали тогда, что в это же время другой Муравьев, будущий Амурский, вместе в адмиралом Невельским, без лишнего шума присоединили к России Приамурье и Уссурийский край: несколько сот тысяч амуро-уссурийских богатейших квадратных километров. Присоединили насовсем!
Классиков чуть мозговой паралич не хватил, когда узнали! Так же возмущали их успех экспедиции генерала Перовского в 1854 году на Хиву, «когда внимание Европы было приковано к военным действиям на Дунае и в Крыму». Бедная наивная Европа…
И это ‒ проигранная война называется!
На самом деле Россией была проиграна совершенно другая война. Та самая межцивилизационная. И оружием в этой проигранной нами войне была война, которую мы называем информационной. Об этом следующий рассказ.
Борис Глебович Галенин, военный историк