САМОДЕРЖАВИЕ ДУХА

ВЫСОКОПРЕОСВЯЩЕННЕЙШИЙ ИОАНН,

МИТРОПОЛИТ САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ И ЛАДОЖСКИЙ

САМОДЕРЖАВИЕ ДУХА

НАЧАЛО

Оглавление

«Но избави нас от лукаваго…» Вместо предисловия
«Вы же род избран». Чудо крещения Руси
Славянское язычество. Беззакония моя превзыдоша главу мою
Три крещения Руси
Святослав
Владимир Креститель
«И Врата адовы не одолеют ее». Торжество православия
Митрополит Иларион «Слово о законе и благодати»
Духовные основы русского богатырства. Былины как зеркало народного сознания
«Часть моя Господь, рече душа моя» Православное мировоззрение в русской летописной традиции
Инок Филофей «Домострой». Ставленническая грамота русского патриарха
«Пойте Господеви вся Земля». Русские духовные стихи
«Обышедши обыдоша мя врази мнози…» Русь между монголами и латинами
За ярость гнева Господня сгоре вся земля. Татарское нашествие
«Ихже уста глаголаше суету и десница их — десница неправды». Рим и Россия
«Блажен муж…». Святой благоверный князь Александр Невский
«Аз бо есмь Господь Бог твой, укрепивый тя, и утвердих тя десницею Моею праведной». Державная юность России
«Живый в помощи Вышняго…». Возвышение Москвы
«Муж двоедушен неустроен во всех путех своих». Митрополит-вероотступник
Русская симфония. Преподобный Иосиф Волоцкий в судьбах России
Се врази Твои возшумеша и ненавидящии Тя воздвигоша главу. Ересь жидовствующих
«Знаменася на нас свеглица Твоего Господи». Иосифляне и заволжцы: спор, которого не было
«Яко царь уповает па Господа, и милостню Вышняю не подвижится…» Иоанн Васильевич Грозный
Немы да будут устны льстивыя глаголющия на праведного беззаконие. Историография эпохи: ложь и  правда
«Се бо Бог помогает ми…». История царствования как она есть
Упасеши я жезлом железным. Игумен всея Руси
Вонми себе не забуди Господа, Бога твоего » Боярство Опричина. Земские соборы
«Господи, силою Твоею возвеселится царь…» Царствование Феодора Иоанновича
«Грехопадения кто разумеет…». Психология смуты
Годунов
Клятвопреступление
Великое разорение
Покаяние
«Дом, разделившийся сам в себе, не устоит». Раскол как явление русского сознания
Патриарх Никон
Тишайший государь
«Порвалась связь времен…». Русское самосознание девятнадцатого века
Западничество
Славянофильство
Имперская идея в XIX веке
Панславизм
Нигилизм
Бюрократический консерватизм
Предостережения, к которым не прислушались
«Плач мой» Русская предреволюционная действительность глазами подвижников Церкви
«Отыдите от Мене, делающии беззаконие». Творцы катаклизмов
«Ваш отец — диавол, и вы хотите исполнять похоти отца вашего». Демоны революции
Воспоминания князя Жевахова
Религия ненависти
«Знаю твои дела; ты носишь имя, будто жив, но ты мертв!». Закат Европы
Русское рассеяние
За кулисами европейской драмы
Лига наций
Фашизм
Русский немец Макс Эрвин фон Шойбнер Рихтер
Доктрина Розенберга
«На реках Вавилонских седохом и плакахом…». Штрихи к портрету русского зарубежья
«Свет во тьме светит, и тьма не объяла его…». Союз нерушимый
Разорение
Национал-большевизм
Оттепель
Застой
Перестройка
Священное и страшное дело — власть… Вместо послесловия
Духовные основы государственности
Великая ложь демократии

 

 

Редактор Е. И. Душенова

Художник В. П. Румзин

Фотопортрет Д. Харькова

Подписано в печать 5.06.96 г. Формат 60 х 90 /~~.

Бумага офсетная. Усл. печ. л. 22. Дол. тираж 12 000 экз.

Заказ 57.

 

Изд. лицензия ЛР М 063816 от 05.01.95 г.

Издательство «Царское Дело».

193144, Санкт-Петербург, ул. Моисеенко, 10.

АО «Санкт-Петербургская типография М 6».

193144, Санкт-Петербург, ул. Моисеенко, 10.

ISBN 5-7624-0003-4 (Доп. тир.)

© Издательство «Царское Дело», 1996

© Общество ревнителей памяти митрополита Иоанна, 1996

 

ВЫСОКОПРЕОСВЯЩЕННЕЙШИЙ ИОАНН

МИТРОПОЛИТ САНКТ- ПЕТЕРБУРГСКИЙ

И ЛАДОЖСКИЙ

 

САМОДЕРЖАВИЕ ДУХА

 

ОЧЕРКИ РУССКОГО САМОСОЗНАНИЯ

 

 

С А Н К Т — П Е Т Е Р Б У Р Г    1 9 9 7

НАЧАЛО

Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится Имя Твое в России!
Да приидет Царствие Твое в России!
Да будет воля Твоя в России!
Ты насади в ней веру истинную, животворную!
Да будет она царствующею и господствующею в России,
А не уравненною с иноверными исповеданиями и неверными.
Да не будет сего уравнения с неравными,
Истинного исповедания неимеющими!
Истина не может быть сравнена с ложью
И правда веры с неправыми исповеданиями.
ИСТИНА ГОСПОДНЯ ПРЕБЫВАЕТ ВОВЕК. (Пс. 11б,2).

Молитвенное воззвание святого праведного о.Иоанна
Кронштадтского. (Созерцательное подвижничество.
Выписки из дневника за 190б-1907 гг.)

 

 

НО ИЗБАВИ HAC ОТ ЛУKABAГО…

Вместо предисловия

ПЕРЕСТАЛИ ПОНИМАТЬ русские люди, что такое Русь! Она есть подножие Престола Господня. Русский человек должен понять это и благодарить Бога за то, что он русский» (1). Эти слова всенародного российского пастыря, святого праведного отца Иоанна Кронштадтского как нельзя более злободневны сегодня, когда решается судьба Отчизны. Наше будущее зависит от того, сумеем ли мы ныне восстановить историческую преемственность русской жизни, осознать себя продолжателями великого русского дела, хранителями и защитниками духовных сокровищ тысячелетней российской истории.
Горе нам, если под грузом тягот и лишений нынешней смуты, перед лицом предательства, ненависти и злобы, обрушившихся на нас со всех сторон, дрогнем и отречемся от служения, дарованного Господом нашему народу за веру и верность, самоотверженность и готовность к бескорыстной жертве.
Тяжко смотреть на разорение державы Российской. Пророческим набатом звучат сегодня давние призывы великого Кронштадтского старца: «Да подумайте же вы, русский народ, трезво, здраво – к чему вы стремитесь? К низвержению всякого общественного строя и уклада житейского, к хаосу общественному? Познайте вы, ведь это дьявольские, а не Божеские дела! Вы забыли Бога и оставили Его, и Он вас оставил Своим отеческим промыслом и отдал вас в руки собственного необузданного, дикого произвола: вы губите и себя, и Россию. Опомнитесь, одумайтесь, покайтесь, исправьтесь… Господи – всемогущий, всеблагий, премудрый Царь царств земных! Устрой и утверди русское царство с русскою Православной Церковью на непоколебимом Камне, каковой еси Ты, Иисусе Христе, Боже наш! Да не поколеблют державы Российской инородцы, и иноверные, и инославные! Сохрани целость державы и Церкви всемогущею Твоею Державою и правдою Твоею!» (2).
Сейчас впору нам всем присоединиться к молитвенному воплю угодника Божия, взывая ко Господу об избавлении от страшной напасти – от пленения сатанинского, в коем вот уже многие десятилетия страждет Святая Русь: «Отче наш! .. Не введи нас во искушение, но ИЗБАВИ НАС ОТ ЛУКАВАГО…».
Это седьмое, последнее прошение молитвы Господней знакомо каждому христианину. Звучит оно в домашних молитвословиях, возносится под сводами храмов Божиих. Но каждый ли знает, о чем оно? Казалось бы, ответ прост. Лукавый – это дьявол, источник и причина всякого греха и страсти: злобы, зависти, похоти, тщеславия, гордости, ненависти… «В конце говорим: но избави нас от лукаваго, разумея под тем всякие беды, которые в сем мире замышляет против нас враг и против которых у нас будет верная н крепкая защита, если избавителем от них будем иметь Бога, если по нашему прошению и молению Он будет подавать нам Свою помощь», – поучает святой Киприан (3).
Воистину так! Но почему же часто бессильна наша молитва?’ Почему нередко остаются холодными и черствыми наши сердца? Есть в этом какая-то тайна… Есть. Но тайной она остается только для нас – современных немощных христиан, христиан скорее по имени, чем по духу. Для нас, молящихся об избавлении от своих личных, малых скорбей и соблазнов, устами произнося «избави нас», а на деле разумея «меня, меня»! Эта тайна – тайна церковной СОБОРНОСТИ, когда КАЖДЫЙ молится и просит за ВСЕХ, как за себя.
Мы забыли, что мы НАРОД, русский православный народ, народ Божий, и многие беды наши – личные, мелкие – суть лишь следствия одной великой всенародной беды: безудержного разгула в России безбожия и сатанизма. А мы все будто чужие друг другу. Каждый сам за себя, каждый сам по себе. И в молитве, и в жизни. И в Церкви, и в миру. Может, стоит оглянуться, прислушаться? Из глубины веков доносится до нас увещевающий глас святоотеческих поучений. «Мы не говорим: «Отче мой, иже еси на небесех – хлеб мой даждь ми днесь, – вразумляет тот же святой Киприан. – Каждый из нас не просит об оставлении своего только долга и не об одном себе молится, чтобы не быть введену во искушение и избавиться от лукавого. У нас всенародная и общая молитва, и когда мы молимся, то молимся за весь народ, потому что все мы составляем едино» (4).
Не с того ли, что мы нарушили это всенародное единство, скрепленное смиренными подвигами русских святых и бранной кровью русских ратников, началось наше падение – с высоты Православного Царства в смердящую пропасть разложившейся «совдепии»?
Похоже, пришло все же время покаяния и прозрения. Похоже, Россия допивает последние капли из чаши гнева Божия. Теперь, обладая огромным трагическим опытом десятилетий сатанинского пленения, нам особенно важно заново осмыслить пройденный путь, научиться отличать добро от зла, истину от лжи, настоящую духовность от лукавой подделки. Так заново учится ходить больной после долгой и тяжелой болезни. Лишь восстановив благодатную преемственность русского религиозно-национального самосознания, можем мы рассчитывать на успешное выздоровление. Иного пути – нет!
В надежде на помощь Божию, осознавая безмерную важность задачи и слабость собственных сил, спешу внести свою лепту в это великое дело.
Господи, благослови!

 

ВЫ ЖЕ РОД ИЗБРАН

ЧУДО КРЕЩЕНИЯ РУСИ

ОГЛЯДЫВАЯ РУССКУЮ историю, православный наблюдатель повсюду находит несомненные следы промыслительного Божия попечения о России. События здесь происходят почти всегда вопреки «объективным закономерностям», свидетельствуя о том, что определяют историю не земные, привычные и, казалось бы, незыблемые законы, а мановения Божии, сокрушающие «чин естества» и недалекий человеческий расчет.
Чудо сопровождает Россию сквозь века. В конце Х века вошли в купель святого крещения племена полян, древлян, кривичей, вятичей, радимичей и иных славян. Вышел из купели – русский народ, в течение шести веков (с Х по XVI) вдумчиво и сосредоточенно размышлявший о месте Святой Руси в мироздании, пока, наконец, в царствование Иоанна IV не утвердился в своем национально-религиозном мировоззрении. И все это – вопреки обстоятельствам, условиям, возможностям, выгоде, расчету.
С этого «вопреки» и начинается русская история. Ибо угодно было Господу явить здесь чудо крещения, положившего начало тысячелетнему служению соборного и державного православного народа тогда, когда это казалось невозможным и невыполнимым. Чтобы показать это с ясностью на исторических примерах, обратимся к моменту, когда Русь еще пребывала в языческом заблуждении, не догадываясь о своей будущей великой судьбе.

 

СЛАВЯНСКОЕ ЯЗЫЧЕСТВО

«БЕЗЗАКОНИЯ МОЯ ПРЕВЗЫДОША ГЛАВУ МОЮ… «

КОРНЯМИ СВОИМИ славянское язычество уходит в седую древность. В его основании (как и всякой религии) лежит некоторая духовная реальность. И хотя мы лишены возможности непосредственного видения духовных источников, но все же можем судить о них, памятуя слова Господа: «По плодам их узнаете их». Плоды язычества с его безнравственностью и жестокостью не оставляют сомнений в разрушительной богоборческой сущности того начала, которое стремится к воплощению через многочисленные языческие культы. И славянское язычество не было исключением.
Основание языческого мировоззрения покоится на утверждении, что добро и зло есть два самостоятельных, равнозначных, совечных начала бытия мира. Эта поистине дьявольская выдумка отрицает всемогущество Божие, Его благость и милосердие, лишает человека нравственных опор. Ведь если добро и зло равноправны и равно естественны для человека, то чего же стесняться, что зло действует в нас? Мерилом дел и поступков человеческих в таком случае не может быть нравственный идеал, воплощенный в заповедях Божиих и церковном предании. Человек сам по себе есть мера всего, и «естественные» человеческие порывы и склонности не подлежат «лицемерному» осуждению. В этом случае грехи и страсти обретают «законные» права на существование, а зло становится достойным почитания не менее добра. И религиозные формы этого почитания – неотъемлемая часть любого языческого культа. Проще сказать, в основании язычества лежит более или менее откровенный сатанизм, неизбежно проявляющий себя жестокостью и безнравственностью.
Единственной религией мира, со всей полнотой свидетельствующей об абсолютности добра, блага и любви, является христианство. Таинственно и непостижимо, но явственно и ощутимо действует в Церкви Вечный Всемогущий Всеблагой Бог – Вседержитель мира и Спаситель рода человеческого, свидетельствуя человеку «пред лицем его» о Себе: «Знай, что Господь, Бог твой, Бог верный, человеколюбивый и милосердный, долготерпеливый и многомилостивый и истинный». (Втор.7:9, Исх. 34:6).
Чтобы понять, какой благодатный переворот произвело в наших предках приобщение к Православию, стоит кратко описать их дохристианские обычаи. Древние славяне рассматривали мир как арену борьбы между добрым Белбогом и злым Чернобогом. И тот, и другой требовали соответствующих жертв. Мнимая самостоятельность злого начала служила оправданием его неизбежности, рождая культовые формы славянского сатанизма, обретшие позднее свое законченное воплощение в почитании Перуна – верховного божества языческого пантеона дохристианской Руси.
Летописи VI века, рассказывая о столкновении славян с Византией, самым мрачным образом изображают их жестокость. В середине десятого века, незадолго перед крещением, русы в войне с империей, высадив десант на северном побережье Малой Азии, отличились таким зверством, какое было непривычным даже в те суровые времена. Пленных распинали, расстреливали из луков, вбивали гвозди в черепа. Жгли монастыри и церкви, оставляя после себя горы трупов и груды дымящихся развалин. В 971 году после боев у Доростола между ратью Святослава и византийским императором Цимисхием русы принесли в жертву богам множество пленников. Византийским историком Львом Диаконом это описано так: «И вот, когда наступила ночь и засиял полный круг луны, скифы вышли на равнину и начали подбирать своих мертвецов. Они нагромоздили их перед стеной, разожгли много костров и сожгли, заколов при этом по обычаю предков множество пленных мужчин и женщин. Совершив эту кровавую жертву, они задушили (несколько) грудных младенцев и петухов, топя их в водах Истра (Дуная)» (5).
Собираясь заложить Новгород, народные старшины по указанию жрецов велели в основание городской крепости замуровать ребенка как «строительную жертву» богам (6).
Столь же беспощадны были и семейные обычаи. Вместе е умершим воином на погребальном костре сжигались и его жены (одна или несколько – славяне признавали многоженство). Этот жуткий обряд подробно описал арабский путешественник Ахмед Ибн-Фадлан, оказавшийся в 922 году очевидцем погребения знатного руса. (Ибн-Фадлан попал на Волгу в качестве посла халифа Ал-Муктадира, к нему относились с соответствующим уважением и даже дали толмача, объяснявшего все происходящее) (7).
Закон дозволял матери умертвить новорожденную дочь, если ее рождение казалось излишним. В свою очередь, признавалось и право детей на убийство родителей, обременяющих семейство старостью или болезнью. Межродовые распри передавались из поколения в поколение, подогреваемые обычаем кровной мести, удовлетворявшейся лишь смертью обидчика или его потомков.
Справедливости ради надо сказать, что современные историки отмечали и привлекательные черты славян, говоря, что они не знали ни хитрости, ни обмана, хранили древнее простодушие и простоту нравов. С пленными, оставшимися в живых, наши предки обходились дружелюбно, назначая лишь определенный срок их рабства, по истечении которого пленник мог, по выбору, либо покинуть своих бывших хозяев, либо остаться с ними жить на равных правах, как вольный человек.
Свято соблюдаемый обычай гостеприимства делал славянские земли безопасными для путешественников, и хозяин головой отвечал обществу за безопасность гостя-чужеземца. Купцы тем охотнее посещали славян, что между последними не было ни воров,. ни разбойников, хотя выгодной торговли в славянских землях ждать не приходилось – суровые воины не знали роскоши и не ценили золота.
Вопреки всем обстоятельствам, первоначально складывавшимся неудачно для Православной Церкви, сверхъестественный Промысел Божий изъял Россию из тьмы язычества. По всем человеческим расчетам, приняв христианство, Русская земля должна была бы потерять свое единство, или же, сохранив целостность, закоснеть в неисправимом языческом упорстве. Находясь на перекрестке дорог, там, где переплетались и сталкивались интересы мусульманского Юга, православного Востока, католического Запада и хищного иудейского Хазарского каганата, Русь должна была бы ради спасения своей целостности хранить и свою религиозную самобытность. Казалось, ей предназначена судьба языческой империи. Любые уступки соседям должны были бы привести к неминуемому разделу Руси на «зоны влияния» мусульманства, иудаизма и христианства с последующей утерей государственного, религиозного и национального единства. История южных славян подтверждает это – когда-то единый народ разделился на православных сербов, католиков-хорватов и даже славянских мусульман, ожесточенно враждующих ныне между собой *

* В IX веке под влияние Рима попали хорваты, в битве с войсками султана
Мурада 1 в 1389 году на Косовом поле лишились своей независимости сербы, последовавшее в XV веке включение Сербии в состав Османской империи послужило отправной точкой формирования славянской мусульманской общины. А ведь когда-то было одно племя с общим язи ком, традициями и нравами!

Не менее поучителен и пример Золотой Орды. Основанная Батыем в 40-х годах ХШ века после набега на Европу, завершившегося выходом татарской конницы к побережью Адриатического моря, Орда два столетия являлась одним из самых мощных государств мира. Внутреннее единство поддерживалось религиозной самобытностью, основывавшейся на совокупности многочисленных племенных культов. Это позволило Орде не только покорить огромные территории, но и благополучно пережить целую серию гражданских войн. Но когда в 1313 году хан Узбек принял ислам и объявил его государственной религией, это стоило Орде существования. Ее распад показывает, какова была бы судьба России, если бы все текло «естественным» образом. Похожесть событий необычайна. И там и тут – новая вера распространяется верховной властью. И там и тут – религия единобожия призвана заменить древние языческие обряды. И там и тут – обращение завершает период междоусобиц. И там и тут – дикий, воинственный народ, отсутствие жесткого государственного единства, наличие как сторонников, так и противников новой религии. Совпадения можно перечислять и дальше. Тем более примечательна – дивны дела Твои, Господи! – полная противоположность следствий перемены веры. Святой равноапостольный князь Владимир возвеличил свою родину, а хан Узбек свою погубил. Вспыхнувшая религиозная междоусобица стала для Орды роковой, положив начало ее дроблению с последующим завоеванием бывших ордынских земель растущим и крепнущим русским государством. Что теперь – Орда, и что – Россия?! А ведь, судя по всему, в Х – XI веках Русь ждала та же участь, что постигла татаро-монгол в XIV – XVI веках.

ТРИ КРЕЩЕНИЯ РУСИ

УЧЕНЫЕ МНОГО спорили о достоверности летописного известия о «призвании варягов». Было ли оно в действительности, сказать трудно, да и не в этом дело, ибо сам факт появления в середине IX века на Русской земле новых государственных образований не подлежит сомнению. Летопись свидетельствует, что первыми русскими князьями стали братья Рюрик, Синеус и Трувор, правившие соответственно в Новгороде, Белозере и Изборске. 862 год но Рождеству Христову принято считать годом рождения русской государственности. Рюрик, старший из братьев, пережил их и, присоединив области родственников к своей, стал основателем единого княжества и родоначальником династии. На протяжении более 700 лет Рюриковичи под покровом Божиим вели Россию путем исповеднического служения. Хотя сам Рюрик и был, вероятно, язычником, но первое крещение Руси состоялось еще при его жизни.
Киевские князья Аскольд и Дир, собрав дружину, на двухстах ладьях по Днепру вышли в Черное море, опустошили на своем пути побережье и осадили Константинополь. Нападение оказалось неожиданным и стремительным. Императора Михаила III в столице не было – он возглавлял армию в войне с мусульманами и, несмотря на все старания, даже вернувшись в город, не мог организовать надежную оборону. Царьград спасся чудом. После молебна патриарх Фотий погрузил в море одну из главных святынь города – ризу Божией Матери, хранившуюся во Влахернской церкви. Налетевший после этого шторм разметал корабли русов, уничтожив большую часть флота и сделав дальнейшую осаду невозможной. Пораженные князья прислали в Константинополь посольство с просьбой о крещении. Это и было первое, «Аскольдово» крещение Руси *.

* Сохранилось предание, согласно которому Аскольд и Дир, принявшие христианство, по возвращении в Киев вызвали недовольство горожан- язычников. Когда язычник князь Олег подошел к Киеву, народ выдал ему Аскольда и Дира, которых он умертвил (8).

В 866 году в своей окружной грамоте, разосланной восточным епископам, патриарх Фотий писал: «Россы, славные жестокостью, победители народов соседних, в гордости дерзнувшие воевать с Римской империей, уже оставили суеверие, исповедуют Христа и суть друзья наши, быв еще недавно злейшими врагами. Они уже приняли от нас епископа и священника, имея живое усердие к христианскому богослужению». В это время Россия числится 60-м архиепископством среди епархий константинопольского патриархата. Казалось бы, крещение Руси состоялось. Но, увы – оно не оставило заметного следа в русской истории. Следствием его стало лишь появление христиан в княжеской дружине, никак не повлиявшее на распространение христианства в народе.
Почти одновременно с походом киевских князей на Царьград, в южных русских областях святой Кирилл, просветитель славян, крестил двести семейств, у которых нашел Евангелие и Псалтирь своего же перевода. Для обращенных был послан митрополит Михаил, крестивший все племя во главе со старейшинами. И этому крещению предшествовало чудо – брошенное по требованию язычников в костер Евангелие не сгорело. «Прииде Михаил митрополит в Русь, – повествует летописец, – послан от Василия Македона, царя греческого и Фотия патриарха, иже уверяя Русь вверже Евангелие во огнь и не изгоре. И сим чудом ужаси Русь и многия крести». Но и это крещение Руси не оказало влияния на ее судьбу. Очаг православия на юге земли Русской со временем то ли угас, то ли оказался столь слабым, что не смог просветить окрестную языческую тьму (9).
Наконец, третий раз Русь была крещена в 957 году в лице святой равноапостольной княгини Ольги, приехавшей для этого в Константинополь (10). Крестил ее сам патриарх, благословивший Ольгу по совершении таинства дарственным крестом с надписью: «Земля русская воздвигнута для жизни в Боге крещением блаженной Ольги». И опять, несмотря на то, что в отсутствие сына – воинственного Святослава – Ольга была правительницей страны, христианство на Руси, даже пользуясь ее покровительством, не прививалось. Были и церкви, и христианские общины, но лишь в больших торговых городах, где всегда собирались люди самого разного вероисповедания. Народ же продолжал коснеть в язычестве.
Более того, русское язычество крепло. В 945 году по Рождеству Христову на Киевский престол взошел молодой Святослав – первый великий князь, о славянском происхождении которого мы знаем несомненно. Пока он был ребенком, за него сильною рукою правила мать – мудрая и властная Ольга, жестоко покаравшая древлян за убийство мужа и походом на север присоединившая ко княжеству земли по Мсте и Луге. Ребенок вырос, стал воином и, вдохновляемый жрецами во славу древних богов, провел ряд блестящих походов, освободивших Русскую землю от остатков влияния Хазарского каганата, заложив тем самым прочное основание русской государственности.
Хазарский каганат встал на пути молодой русской державы в IX веке, когда еврейская община Хазарии добилась господствующего политического и экономического положения в стране. Оставаясь чуждыми коренному населению, иудеи с помощью наемных мусульманских войск сумели подавить всякое сопротивление и сделать Хазарию опорным пунктом своего экономического могущества. Политика каганата осуществлялась в интересах торговой еврейской диаспоры, извлекавшей огромные прибыли из работорговли и Великого шелкового пути, пролегавшего через земли Хазарии.
Начавшийся в VIII веке развал арабского халифата открыл торговые пути с Запада на Восток, и этим не замедлили воспользоваться иудейские дельцы, видевшие в финансовом могуществе первый шаг на пути создания вожделенного всемирного еврейского государства, о котором учили талмудисты-раввины. Купцы получили название «рахдониты», что в переводе с персидского означает «знающие дороги». Основу этого торгового клана составили выходцы из Вавилонской общины, покинувшие Иран после того, как халиф Абд ал- Мелик в конце VII века предпринял ряд мер, направленных на ограничение вмешательства иудеев в цела страны. К ним в VIII веке присоединились евреи из Византии, и это объединение завершило создание мощной международной торговой организации, оказывавшей в своих религиозно-национальных интересах сильнейшее влияние на всю мировую политику.
Императоры династии Каролингов на Западе получали средства для финансового обеспечения своих планов от иудеев- рахдонитов. Мусульманские властители Испании воевали с христианами на еврейские деньги. Евреи освоили не только восточный путь, но которому шелк обменивался на золото, но и северный – из Ирана на Каму, по которому меха обменивались на серебро. Хазария лежала как раз на перекрестке этих путей, что придавало ей особое значение в системе хозяйственных связей иудейской общины.
Славянские земли в IX – Х веках стали для иудейских купцов источником «живого товара». Русские рабы и рабыни во множестве отправлялись в страны исламского мира, где юноши высоко ценились за здоровье и силу, а девушки – за красоту. Но главная цель славянской политики Хазарского каганата была иной. Собственно, этих целей было две. Ближайшей – являлось всемерное политическое и военное ослабление русского государства, его превращение в младшего партнера и данника, чьи войска можно было бы с успехом использовать против ненавистной православной Византии. Конечной же целью было разрушение Киевского славянского княжества с последующим включением его земель в состав каганата или создание еще одного иудаизированного, подобно Хазарии, государства на торговом пути «из варяг в греки». Такой исход сделал бы евреев финансовыми и торговыми господами всего евроазиатского пространства – от границ Китая до Пиренейского полуострова.
Итак, в Х веке иудейская диаспора стояла на пороге невиданного взлета. Казалось, «избранный народ» через тысячу лет после сокрушительного военного поражения, нанесенного ему легионерами Рима, и не менее сокрушительной духовной катастрофы, вызванной страшным преступлением богоубийства, осуществит все же свою вековую мечту о мировом господстве. Дело было за малым – уничтожить нарождавшуюся молодую и неопытную Русь. В это тревожное время у кормила Русской земли оказались два человека, чья деятельность и определила неудачный исход всемирного еврейского предприятия, Это были язычник – князь Святослав и его мать – христианка княгиня Ольга.

СВЯТОСЛАВ

«О, ДОРОГОЕ МОЕ дитя! – говорила Святославу блаженная Ольга. – Нет иного Бога ни на небесах наверху, ни на земле внизу, кроме Того, Которого познала я, Создателя всея твари Христа Сына Божия… Послушай меня, сынок, прими веру истинную и крестись, и спасен будешь». Однако речи эти, как свидетельствует летописец, подобны были попыткам сеять на воде – князь оставался холоден и непреклонен. «Если бы я и хотел креститься, – отвечал он матери, – никто бы мне не последовал и никто бы из моих вельмож не согласился этого сделать. Если один я закон христианской веры приму, тогда мои бояре и прочие сановники вместо повиновения мне будут смеяться надо мной… И что мне будет самодержство, если из-за чужого закона все меня оставят и я буду никому не нужен» *.
* Текст монолога, взятый из Степенной книги, переведен на русский язык.
Благодатный церковный опыт Ольги оказался недоступен ее строптивому сыну. Плакала мать, скорбя, в молитве изливая Богу свою печаль, прося вразумления, милости и защиты. «Премилостивый Господи, Боже мой Иисус Христос, – взывала княгиня,
– прильпе душа моя по Тебе, мене же прият десница Твоя: приклони ухо Твое ко мне и услыши молитву мою… Помощник ми буди и не остави мене, Боже Спасителю мой, яко отец мой и мати моя оставили мя, и супруга я лишилась. От него единственного сына прижила, и тот непокорив и неверен… Я, Господи, на милость Твою уповаю, и ла множество щедрот Твоих надежду души моей возлагаю, и к Тебе, прибегая, молюсь: научи меня творить волю Твою и спаси меня от рода лукаваго, от множества язычников. И хоть они ушли от Твоей благодати, но Ты, Владыко, человеколюбия ради не пренебреги ими, но посети и вразуми, приведи их к познанию Себя… Пусть они, просвещенные Тобою, когда-нибудь прославят имя Твое пресвятое, Отца и Сына и Святаго Духа из рода в род и во веки. Аминь».
Бог внял материнской мольбе. Дело обернулось так, что ревностный язычник и непримиримый враг христианства Святослав, как никто другой, способствовал разрушению самого главного внешнего препятствия па пути православия в России. Суровый и жестокий воин, он своими дерзкими походами уничтожил Хазарию и укрепил русское государство, расчистив, таким образом, путь к служению, благодатное призвание на которое последовало тремя десятилетиями позже – в Таинстве Святого Крещения. Мать Святослава – святая равноапостольная княгиня Ольга – не дала угаснуть в народе слабой искре христианства, всеянной тремя «неудачными» крещениями, которая вспыхнула ярким светом на Святой Руси в результате чудесного обращения ее внука – князя Владимира.
Святослав сохранил единство Руси, защитив ее от внешних врагов, угрожавших молодому государству с юго-востока. Ольга удержала нарождающееся русское христианство от растлевающего еретического влияния католицизма, грозившего ему с северо-западного направления. Святослав спас государственное тело России. Ольга не дала смутить ее неискушенную юную душу. Такое сочетание, вопреки всякому человеческому предвидению, готовило Русь к христианскому прозрению, хотя временами казалось, что новое государство умрет, едва успев родиться.
К середине Х века киевский князь стал вассалом иудейского царя Хазарии. Произошло это после карательного похода «досточтимого Песаха» – еврейского полководца, который во главе наемной армии отбросил русов от берегов Азовского моря, опустошил страну и осадил Киев. Около 940 года от киевского князя отпало Днепровское левобережье, земли угличей и тиверцев в низовьях Днестра н Дуная попали в руки печенегов, кривичи создали свое независимое Полоцкое княжество. Под мощным воздействием хазарских евреев Русь разваливалась на глазах, превращаясь в вассала иудейского каганата, вынужденного не только платить ему дань, но и воевать за его интересы, совершенно чуждые славянам. «Тогда стали русы подчинены власти хазар», – гордо сообщает современный еврейский автор (11).
Еще в самом начале IХ века власть в Хазарском каганате захватил некий влиятельный иудей Обадия. Он превратил хана из династии Ашина в марионетку и сделал талмудический иудаизм государственной религией Хазарии. С тех нор ее политика преследовала цели, проистекавшие из мессианских чаяний раввинов и их неутолимой ненависти к христианству. Первой заботой хазарских иудеев традиционно стала забота о богатстве. Через тысячу лет после того, как еврейство отвергло Спасителя, иудеи-рахдониты продолжали свято верить, что путь к господству над миром (якобы обещанному им Самим Богом) один – золото.
Богатство давало возможность подкупать союзников и нанимать воинов. Все это: торговое имущество, купленные союзники и воины-наемники – было брошено к достижению заветной цели: уничтожению или ослаблению ненавистного оплота Вселенского православия – Византийской империи.
В 939 году но Рождеству Христову войну против Византии развязал хазарский царь Иосиф, который начал с того, что «низверг множество необрезанных», то есть попросту перебил христиан, живущих внутри Хазарии (12). Затем хазарское войско вторглось в Крым, взяло там три города, «избив мужчин и женщин», и осадило Херсонес, где нашли себе убежище уцелевшие христиане. Составной частью кампании стал поход на русские земли, закончившийся подчинением киевского князя Игоря. Он обещал «платить дань кровью»,. то есть в войне Хазарии с Византией. выставить свою дружину против империи на стороне каганата. Этим, возможно, и объясняются два его похода на Царьград, последовавшие один за другим в 941 и 944 годах.
Подчинение Хазарии сыграло роковую роль и в жизни самого Игоря. Обще признано, что он был убит древлянами при сборе дани. Но остается открытым вопрос.– для кого собирал он эту дань? ‘Что заставило князя увеличить ее до размеров, вызвавших восстание древлян? Ответ прост: надо было платить Хазарии.
Итак, когда Святослав сел на Киевском столе, перспективы Русской державы казались весьма мрачными. Она потеряла внутреннее единство и внешнюю независимость, происками Хазарии оказалась втянутой в войну с Византией, совершенно не нужную и чуждую русским интересам. На Западе процесс объединения Германии под скипетром саксонской династии делал ее источником мощной военной и духовной агрессии, что тут же испытали на себе славяне Эльбы, Поморья и Вислы. Священная Римская империя германской нации, основанная Карлом Великим еще в 800 году, становилась в Восточной Европе реальной силой, заявлявшей свои права ие только на земли, но и на души славян.
В 961 году в Киев прибыл римский епископ Адальберт со свитой. Его пригласила сама «королева ругов» – святая равноапостольная княгиня Ольга. Поскольку в то время, несмотря на постепенное отпадение Римской церкви от православия, канонически это еще не было закреплено, княгиня, возможно, сочла, что на первое время стоит пригласить священников с Запада, ибо это гораздо ближе и удобнее, чем дожидаться оказии из далекой Византии. В 959 году она обратилась с этой просьбой к королю Германии Оттону I, результатом чего и явилось посольство Адальберта *.

* Впрочем, ряд источников указывает на то, что никакого обращения со стороны святой Ольги не было вовсе Латиняне приехали сами, ие желая упустить Русь из области своего влияния.

Однако вероотступничество католиков и их политические амбиции были так очевидны даже для малочисленных неискушенных новообращенных русских христиан, что миссия римского прелата провалилась с треском. Уже в следующем, 962 году он был вынужден уехать назад, «не успев ни в чем». Более того, его отъезд напоминал скорее бегство, ибо «на обратном пути некоторые из его спутников были убиты, сам же он с трудом спасся». Такой неласковый прием был вызван тем, что Ольга быстро поняла своим здоровым церковным чутьем – Адальберт предлагает ей вовсе не ту веру, благодатные плоды которой она узнала после крещения в Царьграде. «Есть путь, – говорит Писание, – иже мнится человекам прав быти, последняя же его приходят во дно ада» (Притч. 14:12). Святой страх ступить на этот путь – путь утери чистоты веры, путь заблуждения, гибельной ереси и заставил святую княгиню столь круто обойтись с высоким иноземным гостем.
Святослав почти всю свою жизнь провел в походах. Война с Хазарией за освобождение от вассальной зависимости началась почти сразу после смерти князя Игоря в 945 году. В 50-х годах Х века она шла, то вспыхивая, то затухая, с переменным успехом. «Я живу у входа в реку и не пускаю русов», – писал хазарский царь Иосиф министру Абдаррахмана III, Омейядского халифа Испании, Хасадаи ибн Шафруту, пытаясь представить дело так, что, удерживая Поволжье от нападений славян, он защищает интересы мусульман. Иосиф искал союзников, ибо у хазарских иудеев уже не хватало сил (или денег), чтобы повторить поход «досточтимого Песаха», и они пытались заручиться поддержкой в стараниях не упустить молодую Русь из-под своего военного и политического влияния. Всем этим надеждам суждено было рассыпаться в прах – Святослав имел иной взгляд на будущее Хазарии и Руси.
В 964 году он совершил свой первый поход – на север, на Оку – в земли вятичей, освободив их от власти хазар и подчинив Киеву. Воспользовавшись победой, князь с помощью вятичей там же, на Оке, срубил для дружины ладьи и весной следующего, 965 года спустился речным путем по Волге к Итилю – главному городу иудейской Хазарии. «И бывши брани, одоле Святослав козаром, и град их… взя», – свидетельствует летописец. Эта победа решила судьбу войны и определила распад Хазарии.
Еврейская община разбежалась, исчез центр сложной торговой, политической и военной системы, вдохновлявшейся религиозными интересами иудеев. Гибель талмудистов Итиля освободила как самих хазар, так и все окрестные народы, входившие в сферу влияния каганата. На обратном пути Святослав завладел крепостью Саркел (Белая Вежа) – столицей Хазарии на Дону, и благополучно вернулся домой, в Киев, не встречая особого сопротивления, ибо местное население вовсе не собиралось воевать за чуждые ему интересы разбежавшихся иудеев.
Итак, Хазарский каганат прекратил существование. Крушение опорного пункта еврейских интересов на Востоке немедленно повлекло за собой цепь следствий – религиозных, экономических, политических и этнических. Утратили поддержку те, кто опирался на помощь агрессивного талмудического иудаизма. «Во Франции потеряла позиции династия Каролингов, принужденная уступить гегемонию национальным князьям и феодалам, в Китае отдельные солдатские антикочевничевские мятежи переросли в агрессивность и национальную исключительность новорожденной династии Сун, халифат в Багдаде ослабел и потерял контроль даже над Египтом, не говоря уже о «прочей Африке» и Аравии; дезорганизация разъедала Саманидский эмират» (13). Удар, нанесенный Святославом в низовьях Волги, откликнулся гулким эхом по всему миру.
Годом позже Святослав подчинил волжско-камских болгар и мордовские племена, повторно разгромив остатки хазарского войска. Выйдя к Северному Кавказу, князь осадил и взял крепость Семендер, победил племена аланов, ясов и касогов, союзников каганата, тревоживших набегами юго-восточные рубежи Руси. Выйдя к Азовскому морю, он основал в районе Кубани крепость Тмутаракань, ставшую впоследствии столицей русского Тмутараканского княжества.
В результате этих восточных походов страна воспряла. Совершилось объединение восточно-славянских племен в единое государство, Русь установила контроль за торговыми путями по Волге и Дону, обезопасила свои южные границы и заявила о себе как об однём из сильнейших государств Европы. Но неутомимый князь не думал о мире. Война была его жизнью, его ремеслом. Святослав двинул свою дружину в земли Византии.
Пландармом для этого похода должны были стать болгарские земли, завоеванные Святославом в 968 году. Весной этого года воины князя приплыли в устье Дуная и разбили не ожидавших нападения болгар. Осенью русы опять разбили болгарское войско у Доростола. Святослав думал даже вообще перенести столицу своей державы из Киева в Переяславец, говоря: «Там середина земли моей, туда стекаются все блага: из греческой земли – золото, паволоки, вина, различные плоды, из Чехии и из Венгрии – серебро и кони, из Руси же – меха и воск, мед и рабы». Но князя ожидало жестокое разочарование. Его победоносный меч, не знавший поражений в войне с иудейским каганатом, не принес ему славы в боях с православными воинами Византии.
Император Иоанн Цимисхий, опытный дипломат и искусный воин, разбил гордого руса. Весной 971 года войска Цимисхия взяли Переяславец и осадили дружину Святослава в Доростоле. Голод и болезни заставили князя заключить мир в обмен на обещание императора беспрепятственно выпустить на родину остатки дружины. Осенью 971 года русы покинули Болгарию. В ярости князь поклялся уничтожить в своей стране единоверцев ненавистного Цимисхия. Он послал гонца в Киев с приказом сжечь все христианские церкви и обещал по возвращении «изгубить» всех христиан.
Искать защиты было не у кого – святая княгиня Ольга почила в 969 году. Казалось, христианству на Руси пришел конец, и лишь неожиданная (читай: промыслительная) смерть Святослава в стычке с печенегами на пути в Киев избавила киевлян от ужасов расправы. Летописец так повествует о кончине князя: «В год 972-й, когда наступила весна, отправился Святослав к порогам. И напал на него Куря, князь печенежский, и убили Святослава, и взяли голову его, и сделали чашу из черепа, оковав его, и пили из него». Так бесславно закончил свою жизнь князь, всей своей деятельностью способствовавший, вопреки собственному желанию, уничтожению препятствий на пути Православия в России.
Внешне все выглядело таким образом, будто Русь сохранилась как государство ценой отказа от заимствования религиозных взглядов соседей *. Так, видно, думал сам Святослав, так считали и его преемники на Киевском столе – Ярополк и Владимир. Но иначе судил Господь, готовивший Руси служение хранительницы и защитницы Православия.

* Соображения политической выгоды соблазняли Святослава сменить веру Приняв ислам, он мог бы удержать за собой отвоеванные прикаспийские области. Обращение в христианство сулило, на первый взгляд, приобретение сильного союзника в лице империи. Но слишком явными и наглядными были неизбежные «потери» в самостоятельности и самобытности, связанные со сменой веры. Святослав остался язычником. Более того, он принял все меры для искоренения на Руси даже слабых ростков христианства.

ВЛАДИМИР КРЕСТИТЕЛЬ

НАКАНУНЕ КРЕЩЕНИЯ Руси и образования единой Киевской державы славянское язычество достигло наивысшей точки своего развития. В течение IX-Х веков, при Игоре, Святославе и Владимире, кровавый культ Перуна стал государственной религией Руси. Язычество крепло и развивалось. Даже название князя – «Владимир-Солнце» (переиначенное потом христианами в ласковое «Красно Солнышко») уводит нас в седую древность к скифским, дославянским культам мифического Кола-Ксая, Царя-Солнца, почитавшегося кочевниками в качестве своего первого властителя.
Религиозная самобытность рассматривалась князьями как основа государственной независимости, как форма и средство сохранения политической самостоятельности. Причем языческие гонения на зарождавшееся христианство проявлялись не только в грубой форме мучений и уничтожения православных церквей, но и более тонко, изощренно – в попытках противопоставить цельному церковному мировоззрению столь же цельное антихристианское видение мира. Дьявол – этот лукавый подражатель истины, по словам святых отцов, действует хитростью там, где не взять силой.
Христианское откровение о Пресвятой Троице – Боге едином в существе и троичном в Лицах, язычество переиначивало по- своему, вводя в официальный пантеон Стрибога (он же Сварог, то есть небесный) как «бога-отца», Даждьбога как «бога сына» небесного Сварога и Семаргла, крылатое божество как «бога святого духа». Пресвятой Богородице противопоставлялась Макошь – богиня плодородия. И надо всем этим царил кровожадный Перун – бог грома и грозы, покровитель воинов и князей. Его помощи приписывал Владимир свой успех в междоусобной распре, возникшей между братьями Святославичами после смерти отца и окончившейся воцарением Владимира.
После смерти Святослава Ярополк княжил в Киеве, Олег у древлян, а Владимир в Новгороде. Олег вскоре умер, и его владения отошли Ярополку. Изгнанный братом Владимир бежал к варягам, через два года вернулся в Новгород с варяжской дружиной, взял город, занятый было наместниками Ярополка, и объявил, что будет вести войну за великое княжение. Начал он с того, что отобрал у брата невесту, Рогнеду, дочь полоцкого конунга Рогволода. Владимир взял Полоцк, умертвил Рогволода и двух его сыновей, а Рогнеду сделал своей наложницей-женой (помимо многочисленных наложниц, которых он содержал – подобно восточным владыкам-мусульманам). После этого будущий благоверный святой князь, а в ту пору ярый язычник, двинулся к Киеву, осадил его, склонил киевского воеводу к измене, выманил к себе брата Ярополка и убил.
Таким образом, к 980 году Владимир с помощью варяжской дружины и злодейского братоубийства овладел Киевским государством. Отправив буйных варягов, требовавших слишком многого, в Византию, .князь одновременно уведомил императора письмом, что оставлять их на службе в столице опасно, а надо разослать малыми отрядами по дальним городам и ни в коем случае не допускать обратно в Россию. Император, не желая портить отношений с воинственным соседом, прислушался к совету. Таким образом, Владимир окончательно утвердил в Киеве свою власть.
Далее, говоря словами Карамзина, он «изъявил отменное усердие к богам языческим». Отвоевав в 981 году Червенские города (Перемышль и другие), ранее захваченные Польшей, совершив успешные походы против вятичей (981-982), ятвягов (983), радимичей (984) и камских болгар (985), князь возжелал воздать почести благосклонным «богам», покровительствовавшим его дружине в деле объединения страны. «И постави кумиры на холме вне двора теремного, – говорит летописец, – Перуна деревян а, а главу его серебряну, а ус злат, и Хорса, и Даждьбога, и Стрибога, и Семаргла, и Макошь. И приносил им жертвы, называя их богами. И привождали сынов своих и дщерей и служили бесам и оскверняли землю требами своими» (14).
Земля осквернялась не только животной жертвенной кровью. «Боги» требовали и человеческих жертв. В 983 году жребий быть принесенным в жертву идолам пал на юного Иоанна, сына православного варяга Феодора. Отец отказался выдать его язычникам, сказав: «Если ваши боги всемогущи, пусть сами придут и попробуют взять сына у меня!” Разъяренная толпа умертвила Феодора и Иоанна в собственном доме, на месте которого впоследствии обратившийся Владимир воздвиг первую созданную им церковь – во имя Успения Пресвятой Богородицы. (Она получила название Десятинной, так как благочестивый князь давал на ее содержание десятую часть своих доходов) (15).
Личное обращение Владимира как бы прообразует изменения, ожидавшие по крещению и соборную душу народа. Обращение – всегда тайна. Невидимо, неуловимо, неощутимо касается Господь человеческой души, сокрушая узы греховного ослепления. Никто, даже сам прозревший, не в силах понять н рассказать, как наступило прозрение. Всемогущий Бог, милосердствуя о своем погибающем творении, властно действует в человеке, врачуя и вразумляя, воссоздавая Свой оскверненный образ столь же непостижимым действием, как и самое действие создания его. Лишь очень приблизительно может проследить за обращением внешний наблюдатель.
Во время приверженности язычеству буйная натура князя безоглядно отдавалась порывам самых разрушительных страстей. Публичное насилие над пленной княжной Рогнедой, предательское убийство брата Ярополка, участие в человеческих жертвоприношениях, необузданная похоть, для удовлетворения которой Владимир содержал в трех гаремах 800 наложниц – вот далеко не полный перечень, позволяющий судить о его характере.
Тем разительнее перемена, произведенная в князе крещением. Преподобный Нестор-летописец указывает, что еще до обращения ему было какое-то видение, не уточняя и не раскрывая, какое именно. Внутренняя духовная причина перемен, происшедших с Владимиром, осталась тайной его души, скрытой от любопытных взоров потомков. Между тем, по воле Божией, сами внешние события вели князя к ближайшему соприкосновению с православной верой и церковью.
Греческие императоры македонской династии, занимавшей в то время престол Византии – Константин и Василий – обратились к Владимиру с просьбой. Им была необходима военная помощь русских дружин, чтобы подавить бунт своего мятежного воеводы Фоки. Князь согласился помочь, но поставил условие, для империи неслыханное – руку сестры императоров, царевны Анны. Блестящая Византия никогда не отдавала своих царевен в жены варварам – и лишь безвыходная ситуация заставила Константина и Василия согласиться с условием дерзкого руса. Впрочем, выполнять договоренность они не спешили, особенно после того, как русский отряд помог разгромить легионы Фоки.
Возмущенный Владимир взял Корсунь – важнейший опорный пункт Византии в Причерноморье – и повторно потребовал Анну в жены. С великой неохотой империя уступила – и царевна отправилась в варварскую Скифию как в тюрьму, не забыв, конечно, взять духовенство и прихватив церковную утварь. Для православного взгляда последовательность этих событий являет собой сплошную цепь чудес.
Владимир трижды собирался принять крещение. Первый раз, выслушав проповедников, каждый из которых склонял его в свою веру, князь решил отправить посольство в мусульманские и христианские страны, дабы на месте выяснить, какая вера лучше. «Избраша мужи добры и смыслены», он поручил им «испытати гораздо… како служит Богу» каждый из народов, приславших своего проповедника. Вернувшись, послы рассказали князю, что ни мусульманство, ни католичество им не приглянулись – «пришедше, видеша скверныя их дела». Иное дело православие: «приидохом же в греки… не вемы на небе ли есмы были, или на земле… и есть служба их паче всех стран».
Рассудивши дело, княжеские советники- бояре решили, что креститься стоит, говоря Владимиру, что если бы плох был закон греческий, бабка его Ольга «иже бе мудрейши всех людей», не стала бы православной. И князь, наконец, решился: «Отвещав же, – Володимер рече, – идем, крещенье примем». Но эта внешняя решимость, не подкрепленная живым церковным опытом, оказалась недолговечной – он так и остался язычником.
Второй раз Владимир собрался креститься, когда на требование отдать ему в жены Анну императоры ответили так: «Не пристало христианам отдавать жен за язычников. Если крестишься, то и ее получишь, и царство небесное восприимешь, и с нами единоверен будешь. Если же не сделаешь этого, то не сможем выдать сестру за тебя».
«Услышав это, – говорит летописец, – сказал Владимир посланным к нему от царей: «Скажите царям вашим так: я крещусь, ибо еще прежде испытал закон ваш и люба мне вера ваша и богослужение, о котором рассказали мне посланные нами мужи». Но и в этот раз князю было не суждено принять святое крещение. Видно, Богу было не угодно, чтобы просвещение Руси имело в своем основании брачные расчеты. Владимир затеял с императорами спор, что должно состояться в первую очередь – крещение или приезд невесты. Время шло, а уступать никто не хотел.
Тогда князь осадил Корсунь. Взять хорошо укрепленный город было почти невозможно, но… «некий муж корсунянин, именем Анастас, пустил стрелу, так написав на ней: «Перекопай и перейми воду, идет она по трубам из колодцев, которые за тобою с востока». Владимир же, услышав об этом, посмотрел на небо и сказал: «Если сбудется – крещусь!» И тотчас повелел копать наперерез трубам и перенял воду. Люди изнемогли от жажды и сдались», – свидетельствует летопись.
Лишившись Корсуни, Василий и Константин вынуждены были выполнить свое обещание и отправили, наконец, сестру Анну, с пресвитерами и сановниками, к Владимиру.
Ожидавший в Корсуни прибытия невесты Владимир внезапно заболел глазной болезнью, завершившейся полной слепотой. Прибывшая Анна в который раз потребовала его крещения, без чего не могло быть и речи о браке. Князь согласился, и в момент совершения Таинства в купели – прозрел. Излечение телесное сопровождалось и благодатной душевной переменой, плоды которой не замедлили сказаться.
В 988 году князь Владимир возвратился в Киев совсем не таким, каким он покинул город, отправляясь в поход. Совершенно изменилась его нравственная жизнь. Он распустил свои гаремы; Рогнеде, своей первой жене, послал сказать: «Я теперь христианин и должен иметь одну жену; ты же, если хочешь, выбери себе мужа между боярами». Замечателен ответ Рогнеды: «Я природная княжна, – велела она передать Владимиру. – Ужели тебе одному дорого царствие небесное? И я хочу быть невестой Христовою». С именем Анастасии княжна постриглась и кончила свои дни смиренной монашкой в одной из обителей. Так крещение Владимира отозвалось благодатной переменой и среди людей, его окружавших.
Русь уже знала властителей-христиан. Бабка князя – святая равноапостольная Ольга долгие годы правила страной: сперва по малолетству сына, потом ввиду его постоянных военных отлучек. Ее личная приверженность православию, однако, никак не сказалась на народе в целом. Естественно было ожидать такого же поведения и от князя Владимира, тем более, что государство, которым он правил, созданию которого отдал столько сил, имело язычество.

И ВРАТА АДОВЫ НЕ ОДОЛЕЮТ ЕЕ

ТОРЖЕСТВО ПРАВОСЛАВИЯ

МИТРОПОЛИТ ИЛЛАРИОН

«СЛОВО О ЗАКОНЕ И БЛАГОДАТИ»

КРЕЩЕНИЕ В КОРНЕ изменило всю русскую жизнь. Видя себя в новом положении с новыми понятиями, русский человек неизбежно задавался вопросами о новых христианских обязанностях, о том, в какое положение поставлен он теперь по отношению к окружающему миру, к Богу, к себе самому.
В это время появляются первые письменные пастырские поучения, на века определившие самосознание народа. Особое место в их ряду занимает «Слово о законе и благодати» Киевского митрополита Илариона.
Первый русский (по происхождению) предстоятель нашей Церкви Иларион был поставлен на митрополию в 1051 году собором архиереев по воле великого князя Киевского Ярослава Мудрого. Сам факт его поставления имел в глазах современников промыслительный характер: «Вложил Бог князю в сердце, и поставил его (Илариона) митрополитом в святой Софии».
«Муж благ, книжен и постник» (1), по выражению летописца,  Иларион был давно известен киевлянам как пресвитер княжеской церкви святых Апостолов в местечке Берестове под Киевом. Там,  возможно, и написал он свое знаменитое «Слово», ставшее одной из первых попыток христианского осмысления русской истории.  Творение Илариона есть как бы голос всенародного раздумья о призвании русского народа – «глас радования» православного люда, ощутившего избавление от томительного рабства греху и в то же время напряженно размышляющего о том, какого служения ожидает Господь от Своих новообретенных чад. Мысли,  созвучные «Слову», мы встречаем во многих памятниках эпохи,  и это свидетельствует, сколь серьезно занимали они внимание всего общества.
Главным прозрением Илариона стало его утверждение о духовной природе той силы, которая соединила разрозненные славянские племена в единый народ. Митрополит говорит о русском народе как о целостности, объединенной под властью Божией вокруг религиозного христианского начала, идеал которого воплощен в Православной Церкви. Само «Слово» является едва ли не единственным памятником XI века, в котором употреблено словосочетание «русский народ», а не обычное для того времени понятие «Русская земля».
В этом стремлении к христианской святыне как к национальному идеалу – истоки русской соборности, «собранности» вокруг Церкви, сознания духовной общности народа, коренящейся в общем служении, общем долге. Соборность – это единство народа в исполнении христианского долга и самопожертвовании, в стремлении посильно приблизиться к Богу, «обожиться», «освятиться», воплотить в себе нравственный идеал Православия.
«Благодать же и истина всю землю исполни, – возвещал митрополит, – и вера во вся языки простреся и до нашего языка русского… Не невеждам ведь пишем, а обильно насытившимся книжной сладостью, не врагам Божиим-иноверцам, но сынам Его, не чужим, а наследникам Небесного Царства» (2). Общность территории и происхождения соединялись с общностью религиозной судьбы – так было положено начало образованию русской православной государственности.
Чудом просвещения Владимира началось распространение веры: «… Когда он жил и пас землю свою справедливо с мужеством и пониманием, тогда сошла на него милость Всевышнего –  взглянуло на него Всемилостивое око благого Бога, и воссиял разум в сердце его, чтобы понять суетность идольской лжи и обрести единого Бога, создавшего всю тварь видимую и невидимую». Начавшаяся при особенном Божием благоволении русская судьба и дальше видится Илариону как результат непрестанного промыслительного попечения: «И так, веруя в Него, и святых отцов семи соборов заповеди соблюдая, молим Бога еще и еще потрудиться и направить нас на путь, заповеданный Им».
Митрополит говорит о Богом определенной роли именно для русского народа, «спотыкавшегося» ранее «на путях погибели» (то есть, по сути и не бывшего русским народом в том смысле, как он его понимает), а ныне «во всех домах своих» восклицающего:  «Христос воскресе из мертвых!» Эти-то, славящие Христа, и молят Бога «еще и еще потрудиться и направить нас на путь,  заповеданный Им», то есть открыть, для чего новообращенным дано ощутить и осознать свою общность, для чего определено им быть единым народом, каковы в качестве такового их обязанности…
Цель этого всенародного единения в духе церковного миропонимания – сохранить чистоту веры, удержать ее апостольскую спасительную истину, «святых отцов семи соборов заповеди соблюдая». Здесь – корни русской державности, понимающей государственную мощь не как самоцель, а как дарованное Богом средство к удержанию народной жизни в рамках евангельской непорочности.
Молитва Илариона, помещенная в конце «Слова», возносимая им «от всея земли нашея», как бы подводит итог сказанному:  «Не оставь нас, – взывает к Богу Иларион, – хоть еще и заблуждаемся, не отвергай нас, хоть еще и согрешаем пред Тобой… Не погнушайся, хоть и малое (мы) стадо, но скажи нам: «не бойся,  малое стадо, яко благоизволи Отец ваш дати вам царство» (Лк. 12:32) … Научи нас творить волю Твою, потому что Ты Бог наш, а мы люди Твои… Не воздеваем рук наших к богу чужому,  не следуем ни за каким лжепророком, не исповедуем еретического учения, но к Тебе, истинному Богу, взываем, к Тебе, живущему на небесах, возводим наши очи, к Тебе воздеваем руки, молимся Тебе… Поэтому простри милость Твою на людей Твоих… владыками нашими пригрози соседям, бояр умудри, города умножь,  Церковь Твою укрепи, достояние Свое убереги, мужчин, женщин и младенцев спаси».
Это молитвенное воззвание митрополита-русина, предстоятеля Русской Церкви, печальника за вверенный ему Богом народ – стало как бы первым словом той горячей, детской молитвы,  которую вот уже тысячу лет слагает Россия среди бесчисленных искушений, соблазнов и гонений, памятуя слова Священного Писания: «Чадо, аще приетупаеши работати Господеви Богу, уготови душу твою во искушение, управи сердце твое, и потерпи» (Сир. 2:1-2).
Иларион недолго занимал митрополичий престол, так как самостоятельное поставление русского митрополита являлось очевидным нарушением обычных правил. Это ли или что другое сыграло свою роль, мы не знаем, однако после смерти Ярослава Мудрого Иларион оставил кафедру, которую с 1055 года занимает новый митрополит – грек Ефим. Иларион же, поселившись в Печерском монастыре, принял схиму. Душа его давно тяготилась миром и стремилась к созерцанию и безмолвию. Будучи еще пресвитером в Берестове, он, по свидетельству «Повести временных лет», «ископа печерку малу двусажену» на берегу Днепра на месте, где «бе… лес велик» и в ней, «приходя с Берестова отпеваше часы и молящеся ту Богу в тайне». В обители он переписывал книги в келье преподобного Феодосия, пребывая у него в послушании и спрашивая советов, когда случались затруднения и искушения. Память преподобного Илариона, схимника Печерского, Русская Православная Церковь празднует 21 октября по старому стилю (3).

ДУХОВНЫЕ ОСНОВЫ РУССКОГО

БОГАТЫPCTBA

БЫЛИНЫ КАК ЗЕРКАЛО НАРОДНОГО СОЗНАНИЯ

НАЗВАНИЕ «БЫЛИНЬГ установилось за русскими народными эпическими песнями о богатырях и добрых молодцах, в которых описываются их подвиги и приключения. Сам термин «былины» не народного, а литературного происхождения. В народе эти повествования носили название «старин» или «старинушек», свидетельствуя о своей древности и притязании на достоверность.  Термин «былины» впервые использовал И. Сахаров в своих «Сказаниях русского народа», назвав так отдел, в котором он поместил перепечатку эпических песен из более ранних сборников.
Первые былины были сложены, вероятно, еще до крещения Руси и носили черты очень древнего языческого эпоса, хотя в последующем в достаточной мере «христианизировались». Они отличаются от более поздних былин слабым развитием исторического, достоверного содержания и хронологической неопределенностью времени действия. Из героев былин к дохристианскому циклу принадлежат Святогор, Микита Селянинович, Вольга… Многие их мотивы относятся к так называемым «бродячим сюжетам», коренящимся в общности религиозно-культовых элементов дохристианской Европы. Порой языческое влияние чувствуется и в былинах более позднего происхождения, а точнее говоря, – там, где в дохристианские сюжеты народная фантазия внесла действия своих любимых героев позднего времени.
Крещение Руси и эпоха святого равноапостольного князя Владимира стали ядром обширного былинного цикла, в основании которого лежат достоверные исторические события и личности.  Главными действующими лицами киевских былин являются богатыри-воины, защищающие святую Русь от посягательств иноверцев. Центральной фигурой этого цикла, да и всего русского эпоса, стал Илья Муромец. Его мощи вплоть до революции почивали нетленно в ближней Антониевой пещере Киево-Печерской лавры *. Сохранились свидетельства путешественников,  еще в XVI веке видевших эти нетленные мощи. Настоятель собора Василия Блаженного отец Иоанн Лукьянов, посетив Киев проездом на пути в Иерусалим в 1701 году, так описывает мощи преподобного: «Видехом храброго воина Илию Муромца в нетлении под покровом златым, ростом яко нынешних крупных людей; рука у него левая пробита копием; язва вся знать на руке;  а правая его рука изображена крестное знамение…» (4).
Сознание религиозного содержания его бранных подвигов –  особого пути православного служения – пронизывает все былины. В одной из них, в частности, говорится: «Прилетала невидима сила ангельска и взимала-то его со добра коня, и заносила во пещеры во Киевски, и тут старый преставился, и поныне его мощи нетленныя». В другой былине перенесение преподобного Илии в Киево-Печерский монастырь происходит после того, как во время паломничества в Константинополь он находит на дороге дивный крест, под которым спрятано великое сокровище – серебро и злато. Сокровища преподобный жертвует князю Владимиру на строительство храма, а сам чудесным образом переносится в лавру, где по его успении остаются нетленные мощи.

* Первые исторические свидетельства о почитании преподобного Илии Муромца относятся к концу XVI века. Известно, что сперва его мощи находились в гробнице при Софийском соборе, а потом были перенесены в лаврские пещеры. Перенесение, вероятно, произошло в том же XVI веке, поэтому житие древнего подвижника не попало в знаменитый Киево-Печерский патерик, составление которого относится к XIII веку.  В 1594 году австрийский посол Эрих Лассота, проезжая через Киев,  видел остатки разрушенной гробницы богатыря и его мощи в пещерах.  Когда в 1661 году в Киеве готовилось первое печатное издание патерика (оно было иллюстрированным), печерским черноризцем Илией была вырезана иконная гравюра – образ его небесного покровителя, преподобного Илии Муромца. У другого печерского монаха – Афанасия Кальнофойского, соратника киевского митрополита Петра Могилы, в книге «Иератургим» – ее он написал в 1638 году – указано, что преподобный Илия Муромец жил за 450 лет до того.

При общем числе былинных сюжетов, доходящем до 90, с бесчисленными их вариантами, Илие Муромцу посвящено более десятка, причем большинство из них имеет отношение к защите Православия на Руси. Все это говорит о том, что богатырство на Руси представляло собой особый вид церковного (а возможно,  даже иноческого) служения, необходимость которого диктовалась заботой о защите веры. Вспомним события, предшествовавшие Куликовской битве в 1380 году. Святой благоверный князь Дмитрий Донской приехал в Троицкий монастырь за благословением преподобного Сергия Радонежского. Великий старец не только благословил князя на битву за Святую Русь, не только пророчествовал победу, но сделал, казалось бы, невозможное для монаха. Кроткий подвижник послал на бой двух смиренных иноков, Пересвета и Ослябю, «за послушание» отправив их с великим князем на Куликово поле. Именно Пересвет, монах-воин, и был богатырем, сразившимся перед началом битвы с татарским великаном Темир-Мурзою.
Главнейшие сюжеты былин о преподобном Илие следующие:
1. Илья получает богатырскую силу. «Просидев сиднем» долгие годы, парализованный Илья получает «силушку богатырскую» чудесным образом от «калики перехожего» – Божьего странника,  фигуры столь хорошо на Руси известной и столь любимой русским народом. В Толковом словаре Владимира Даля «калика» определяется как «паломник, странник, богатырь во смирении, в убожестве, в богоугодных делах… Калика перехожий – странствующий, нищенствующий богатырь». Подвиг странничества (часто соединяющийся с подвигом юродства о Христе) являет собой одна из высших состояний духа христианина, поправшего все искушения и соблазны мира и достигшего совершенства, но слову Господа Иисуса Христа: «Аще хощеши совершен быти,  иди, продаждь имение твое, и даждь нищим;.. и гряди в след Мене» (Мф. 19:21).
Черты странничества и юродства о Христе есть и в поведении самого Ильи. У него нет ни постоянного дома, ни хозяйства, он не связывает себя никакими житейскими попечениями и заботами, презирая богатство и славу, отказываясь от чинов и наград.  «Странничество, – говорит преподобный Иоанн Лествичник, –  есть невозвратное оставление всего, что сопротивляется нам в стремлении к благочестию… Странничество есть неведомая премудрость, необнаружимый помысл, путь к Божественному вожделению, обилие любви, отречение от тщеславия, молчание глубины… Странничество есть отлучение от всего, с тем намерением,  чтобы сделать мысль свою неразлучною с Богом… Велик и достохвален сей подвиг…»
Юродивые, обличая лицемерие и фарисейство современников, часто совершали на глазах у людей поступки оскорбительные, выходящие за рамки приличия. Этим они пытались пробудить у своих осуетившихся сограждан ревность о Боге, о защите «оскорбляемых» православных святынь, о подвижнической, благочестивой жизни. Буйство юродивого – это его напоминание нам о страшном определении Божием равнодушному и боязливому христианину: «Знаю твои дела; ты носишь имя, будто жив,  но ты мертв… Ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден или горяч! Но, как ты пепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих» (Откр. 3:1;15-16).
Юродствует и преподобный Илия. В одной из былин, недовольный равнодушием князя к своему богатырскому служению,  он уходит из дворца, собирает по всему Киеву «голи кабацкие»,  сшибает стрелами золоченые маковки киевских церквей и на выручку от них поит «зеленым вином» собранную им по кабакам толпу.
В сюжете об исцелении преподобного несомненно присутствует мотив преемственной передачи благодатного дарования –  «харизмы». Дар получен для служения «Святой Руси» и. народу «святорусскому», для сохранения в стране православной государственности и чистой веры. И если в «Слове о законе и благодати» митрополита Илариона особенно отчетливо отражено начинающееся сознание православной соборности как народного русского качества, то в былинах об Илье Муромце отражается начавшееся осмысление второго драгоценного качества народа «святорусского» – его державности. Державности, отлившейся в XIX веке в чеканную формулу московского митрополита Филарета: «Любите врагов своих, сокрушайте врагов Отечества, гнушайтесь врагами Божиими». То есть, осмысление религиозной ответственности каждого за здоровье общества и крепость православной государственности. Не принудительной ответственности «за страх», а добровольного служения «за совесть».
2. Вторым сюжетом, в котором явственно отражена мысль о харизматической преемственности богатырства, является сюжет былины об Илье и Святогоре, которая называется еще «Смерть Святогора». Происхождение образа Святогора очень сложно, и вряд ли может быть однозначно определено. Любопытно, однако, что в нем есть черты сходства со святым великомучеником и победоносцем Георгием. Содержание былины следующее: Святoгop и Илья находят гроб. Для Ильи гроб велик, а Святогору как раз. Он ложится в гроб, крышка закрывается, и открыть ее Илья не может, как ни старается. Святогор остается в гробу, а силу свою передает Илье.
Как только не пытались объяснить появление этого сюжета!  Его истоки искали в египетских мифах об Озирисе и даже в повествованиях Талмуда о Моисее и Аароне. В действительности дело гораздо проще и «православнее».
В своем послании к Галатам апостол Павел говорит: «Я умер для закона (имеется в виду закон фарисейского иудейства), чтобы жить для Бога. Я сораспялся Христу…» (Гал. 2:19). И в другом месте: «Я не желаю хвалиться, разве только крестом Господа нашего Иисуса Христа, которым для меня мир распят и я для мира» (Гал. 6:14). Эта добровольная смерть, это распятие миру есть содержание и путь монашеского подвига. Такова и «смерть» Святогора.
Сам термин «монах» происходит от греческого «монос» – один.  Лишь тот настоящий монах, кто преодолел искушения и соблазны мира, отвлекающие человека от исполнения его религиозного долга, и остался один, наедине с Богом – таково святоотеческое толкование монашества. «Когда слышишь о гробах, – говорит святой Макарий Великий, – представляй мысленно не только видимые гробы, потому что гроб и могила для тебя – сердце твое» (5). Заключаясь, как в гробу, в себе самом, оставшись наедине с совестью, этим обличителем и судией грехов наших, монах трезвенно, сосредоточенно и благоговейно рассматривает себя – все ли в нем приведено в соответствие с требованиями Заповедей Божиих? Так он чистит себя по слову Господа: «Блажени чистии сердцем, яко тии Бога узрят» (Мф. 5:8). «Конец нашей подвижнической жизни есть Царствие Божие, а цель –  чистота сердца, без которой невозможно достигнуть того конца»(6), – свидетельствует преподобный Кассиан Римлянин, святой подвижник Ч века по Рождеству Христову. Не умрешь для мира – не родишься для Бога. Таково безоговорочное мнение всех святых отцов. «Мир есть имя собирательное, обнимающее собою то, что называем страстями, – говорит великий наставник иноков преподобный Исаак Сирианин, – И скажу короче: мир есть плотское житие и мудрствование плоти. По тому, что человек исхитил себя из этого, познается, что изшел он из мира» (7).  Образ и символ этой смерти для мира – монашеский постриг.
Не напрасно одежда схимников носит черты погребальных одеяний. «Гроб» Святогора – это постриг в великую схиму, отрешающий человека от мирской жизни в его стремлении к Богу.
«Смерть и погубление, которых от нас требует Бог, состоят не в уничтожении существования нашего, – они состоят в уничтожении самолюбия… Самолюбие — есть та греховная страсть, которая составляется из полноты всех прочих разнообразных страстей» (8). Этим словам преподобного Игнатия Брянчанинова, сказанным в XIX веке, из глубины столетий (V век по Рождеству Христову) вторит блаженный Диадох, епископ Фотики: «Кто себя любит, тот Бога любить не может».
Пройдя успешно послушание богатырства, служения Богу и Церкви на поприще мятежной бранной жизни, Святогор заслужил освобождение от суеты, упокоение от страстей в священном безмолвии – бесстрастном предстоянии Богу, ненарушимом заботами земной жизни. Дар своей богатырской силы вместе с обязанностями этого служения он передал Илье. Такова в действительности православная основа сюжетных построений былины о смерти Святогора.
Коснувшись в своих рассуждениях вопросов, связанных с монашеством, мы прикоснулись к самому сердцу России, к самым глубоким основам русского миросознания и мироощущения. Многовековое сосредоточенное молчание России, так удивлявшее прытких исследователей, стремившихся мерить ее привычными мерками «просвещенной» и многоречивой Европы,  есть благоговейное молитвенное молчание тщательного монаха.  Такое молчание преподобный Исаак Сирианин назвал «таинством будущего века», ибо происходит оно не от невежества или лени, а от благодатной полноты религиозного чувства, от сосредоточенной ревности в богоугождении, от изумления перед величием Божиим, открывающимся благочестивому взору смиренного подвижника. Это состояние не нуждается в словесном выражении. Оно вообще не передается словами – оно постигается лишь любящим сердцем.
3. Поездка Ильи Муромца в Киев. Илья «стоял заутрешо во Муроме, ай к обеденке поспеть хотел он в стольный Киев-град».  Исполнить это благочестивое желание ему помешала иноверческая «силушка великая», которой под Черниговом «нагнано-то черным-черно». Расправившись с этой силой и получив от «мужичков да тут черниговских» благоговейное величание: «Ай ты славный богатырь да святорусский», – Илья собрался ехать дальше, но выяснилось, что у «славного креста у Левонидова» сидит Соловей-Разбойник Одихмантьев сын (имеющий легко узнаваемое половецкое происхождение). Победив его и приторочив к стремени, Илья приезжает в Киев, где «ай Владимир-князь» только что «вышел со Божьей церкви». Подивившись мужеству Ильи,  он попросил Соловья свистнуть. После того, как смертоносные способности Разбойника подтвердились, Илья «во чистом поле» «срубил ему да буйну голову».
Удивительно, как неразрывно-тесно сплелась народная мысль с православным мироощущением. Начиная с побудительной причины. подвига и кончая бытовыми деталями, все в былине «оправославлено» и «воцерковлено». Глубоко ошибается тот, кто принимает это за дань традиции, за благочестивую риторику.  В риторических излишествах можно заподозрить официальный документ, неизбежно склонный к торжественности. Можно обвинить в этом автора, связанного личными склонностями и привычками. Но укоренившаяся «склонность» народа как соборного автора былин, пронесенная через века, должна именоваться иначе. Искренним, живым и глубоким благочестием проникнуто большинство былин. Это интимное, внутреннее чувство человеческого сердца невозможно подделать. И когда переживает это чувство весь народ, он оставляет неизгладимые следы своих переживаний на всем, к чему прикасается в жизни и творчестве.
4. Илья Муромец и Калин-царь. Этот сюжет еще можно назвать «ссора Ильи с князем». Князь прогневался на Илью и посадил его в погреб. Былина не сомневается в правомочности княжеского поступка (уже формируется взгляд на божественное происхождение самодержавной власти), но осуждает его неразумность и поспешность, ибо «дело есть немалое. А что посадил Владимир-князь да стольно-киевский старого казака Илью Муромца в тот во погреб холодный» («Казаком» Илья стал в период Смутного времени, так что это свидетельствует о поздней редакции былины). Не дело сажать богатыря в погреб, ибо «он мог бы постоять один за веру, за отечество… за церкви за соборные». Да и нужда в защите не заставила себя долго ждать. «Собака Калин-царь» идет на Киев, желая «Божьи церкви все на дым спустить».
Расплакавшись, раскаивается князь, что сгубил Илью: «Некому стоять теперь за веру, за отечество. Некому стоять за церкви ведь за Божии». Но, оказывается, Илья жив – предусмотрительная дочь князя Апракса-королевич на велела его в темнице холить и кормить. Илья обиды не помнит и спасает князя от «поганых».
Этот сюжет интересен тем, что доказывает существование целого сословия богатырей-верозащитников, широкую распространенность державного богатырского послушания. Когда Илья увидел, что силе поганой конца-краю нет, он решил обратиться за помощью к сотоварищам по служению — к «святорусским богатырям». Он приезжает к ним на заставу и просит помощи.  Дальнейшее развитие повествования дает лишнее свидетельство правдолюбия былины, ее ненадуманности. Сперва богатыри помогать князю отказываются. При этом старший из них – Самсон Самойлович, «крестный батюшка» самого Ильи Муромца,  мотивирует это так: «У него ведь есте много да князей-бояр,  кормит их да поит да и жалует. Ничего нам нет от князя от Владимира». Но обида богатырей держится недолго, и когда Илья, изнемогая в бою, вновь просит помощи, они, не раздумывая, вступают в битву и плененного «собаку Калина-царя» ведут по совету Ильи в Киев к Владимиру-князю. Показательно проявляющееся в былине уважение к царскому достоинству. Калин-царь хоть и «собака», но все же царь, и потому «Владимир-князь да стольно-киевский, Он берет собаку за белы руки, И садил за столики дубовые, Кормил его яствушкой сахарною, да поил-то питьицем медвяным». И только выказав уважение, подобающее царскому достоинству поверженного врага, Владимир-князь определяет его себе в вечные данники.
5. Илья и Жидовин. Былина описывает битву Ильи с Великим Жидовином, заканчивающуюся победой русского богатыря. Существуют два достоверных исторических события, которые могли послужить отправной точкой для сюжета. Первое – разгром Святославом Хазарского каганата. Иудейское иго длилось по 965 год, когда хазарская держава пала под ударами дружин русского князя. Учитывая человеконенавистническое содержание учения талмудических религиозных сект, признающего человеческое достоинство лишь за «богоизбранным» народом и приравнивающего остальную часть человечества к скотам, лишенным бессмертной души, вполне вероятно, что общение с хазарскими «жидовинами» не оставило в русичах никаких приятных воспоминаний*.

* Крещение Руси лишь увеличило неприязнь иудеев к русским. История донесла до нас достоверные отголоски этой жгучей религиозной ненависти. В 1096 году в Корсуни местным иудеем был замучен инок разоренного половцами Киево-Печерского монастыря Евстратий Постник.  Еврей купил его у половцев, принуждал отречься от Христа, морил голодом, а в день Святой Пасхи распял его на кресте в присутствии других членов иудейской религиозной общины. Православная Церковь празднует память преподобного мученика Евстратия 28 марта по старому стилю. Со временем мартиролог «умученных от жидов» православных христиан рос, и это тоже не могло вызывать на Руси никаких симпатий.

Вторым историческим событием, которое могло повлиять на былину, стал разгром в конце XV века ереси «жидовствующих»,  носившей кроме чисто религиозных черт и черты политического заговора. Не знавшая за пятьсот лет ни одной ереси, Русь была потрясена коварством еретиков, тайно разрушавших устои веры и государства при внешнем лицемерном благочестии. Впрочем, эти события вряд ли могли стать источником сюжета былин. Он явно более раннего происхождения. Борьба с ересью «жидовствующих» могла лишь оказать некоторое влияние на дальнейшее его развитие.
Столь же «оправославленными» и укорененными в соборном сознании народа являются и другие сюжеты былин об Илье, например, былина о его бое с Идолищем Поганым. Есть, впрочем, и «секуляризованные» сюжеты, например, бой Ильи с паленицей (богатыршей) или бой Ильи с сыном (не узнавших друг друга).
Об исторических прототипах двух других богатырей Киевского цикла – Добрыне Никитиче и Алеше Поповиче существуют разные мнения. Указывают на летописного Добрыню, дядю князя Владимира, как на прототип былинного богатыря. Александр, или Олешко Попович, упоминается в русских летописях неоднократно, причем события, связанные с его именем, отстоят одно от другого на 250 лет. «В лето 1000 (от Рождества Христова)  прииде Володар с половцы к Киеву, – повествует Никоновская летопись. – И изыде нощью во сретенье им Александр Попович и уби Володаря…». В Тверской летописи имя Александра Поповича упоминается в связи с княжескими усобицами 1216 года, а в Суздальской летописи, в рассказе о битве на Калке, сказано:  «И Александр Попович ту убит бысть с теми 70 храбрыми».
Но нам важны не исторические параллели былинных событий. Важно то, что былины отразили истинно народный взгляд на вероисповедный характер русской национальности и государственности. Мысль о неразделимости понятий «русский» и «православный» стала достоянием народного сознания и нашла свое выражение в действиях былинных богатырей*.

* Этому не противоречит наличие в Киевском цикле былин, никак не связанных с подобными понятиями. Так, в одной из них Дунай (Дон)  Иванович состязался в стрельбе из лука с женой своей Настасьей (Непрой). Настастья (Непра) побеждает Дуная (Дона). Рассердившись,  он убивает сперва жену, а затем себя. Из их крови разлились реки Дунай (Дон) и Днепр. Число подобных былин и популярность их героев не идут ни в какое сравнение с былинами об Илье.

Помимо Киевского цикла выделяют еще Новгородский цикл, состоящий из былин о Садко и Ваське Буслаеве. Один из возможных исторических прототипов Садко отличался большим благочестием – новгородская летопись за 1167 год упоминает об основании человеком по имени Садко Сытинич церкви Бориса и Глеба. Васька Буслаев тоже вполне православен – сюжет одной из былин составляет его паломничество в Иерусалим.
Говоря о былинах как о зеркале самосознания народа, нельзя не заметить, что их отвлеченно-философское содержание весьма скудно. И это понятно, ибо народу не свойственно облекать свои взгляды, основанные на живом опыте, в мертвые формы отвлеченного рассуждения. Ход истории и свое место в ней здоровое самосознание народа воспринимает как нечто очевидное, естественно вплетающееся в общее мироощущение. Учитывая это,  можно сказать, что былины являются яркими и достоверными свидетельствами добровольного и безоговорочного воцерковления русской души.

ЧАСТЬ МОЯ ГОСПОДЬ, РЕЧЕ ДУША МОЯ…

ПРАВОСЛАВНОЕ МИРОВОЗЗРЕНИЕ В РУССКОЙ

ЛЕТОПИСНОЙ ТРАДИЦИИ

«РУССКАЯ ИСТОРИЯ поражает необыкновенной сознательностью и логическим ходом явлений», – писал К.С. Аксаков более 120 лет назад. Мы часто забываем об этой осознанности, невольно возводя хулу на своих предков, подверстывая их высокую духовность под наше нынешнее убожество. Между тем история донесла до нас многочисленные свидетельства их гармоничного,  воцерковленного мировоззрения. В ряду таких свидетельств особой исторической полнотой отличаются летописи *.
В развитии русского летописания принято различать три периода: древнейший, областной и общерусский (9). Несмотря на все особенности русских летописных традиций, будь то «Повесть временных лет», в редакции преподобного Нестора-летописца,  новгородские летописи, с их лаконичностью и сухостью языка,  или московские летописные своды, – не вызывает сомнения общая мировоззренческая основа, определяющая их взгляды.  Православность давала народу твердое ощущение общности своей исторической судьбы даже в самые тяжелые времена удельных распрей и татарского владычества.

* Подробное рассмотрение историософии русских летописей требует отдельного исследования. Мы коснемся их лишь в той мере, в какой это необходимо для иллюстрации процессов становления русского самосознания в Х-XVI веках.

В основании русских летописей лежит знаменитая «Повесть временных лет» – «откуду есть пошла русская земля, кто в Киеве начал первее княжити и откуду русская земля стала есть». Имевшая не одну редакцию «Повесть» легла в основу различных местных летописей. Как отдельный памятник она не сохранилась,  дойдя до нас в составе более поздних летописных сводов –  Лаврентьевского (XIV век) и Ипатьевского (XV век). Повесть –  это общерусский летописный свод, составленный к 1113 году в Киеве на основании летописных сводов XI века и других источников – предположительно греческого происхождения. Преподобный Нестор-летописец, святой подвижник Киево-Печерский,  закончил труд за год до своей кончины. Летопись продолжил другой святой инок – преподобный Сильвестр, игумен Выдубицкого Киевского монастыря. Память их Святая Церковь празднует, соответственно, 27 октября и 2 января по старому стилю.
В Повести хорошо видно желание дать, по возможности, всеобъемлющие понятия о ходе мировой истории. Она начинается с библейского рассказа о сотворении мира. Заявив таким образом о своей приверженности христианскому осмыслению жизни,  автор переходит к истории русского народа. После Вавилонского столпотворения, когда народы разделились, в Иафетовом племени выделилось славянство, а среди славянских племен – русский народ. Как и все в тварном мире, ход русской истории совершается по воле Божией, князья – орудия Его воли, добродетели следует воздаяние, согрешениям – наказание Господне: глад,  мор, трус, нашествие иноплеменных.
Бытовые подробности не занимают автора летописи. Его мысль парит над суетными попечениями, с любовью останавливаясь на деяниях святых подвижников, доблестях русских князей, борьбе с иноплеменниками-иноверцами. Но и все это привлекает внимание летописца не в своей голой исторической «данности», а как свидетельство промыслительного попечения Божия о России.
В этом ряду выделяется сообщение о посещении Русской земли святым апостолом Андреем Первозванным, предсказавшим величие Киева и будущий расцвет Православия в России.  Фактическая достоверность этого рассказа не поддается проверке, но его внутренний смысл несомненен. Русское православие и русский народ обретают «первозванное» апостольское достоинство и чистоту веры, подтверждающиеся впоследствии равноапостольным достоинством святых Мефодия и Кирилла – просветителей славян и святого благоверного князя Владимира Крестителя. Сообщение летописи подчеркивает промыслительный характер крещения Руси, молчаливо предполагая за ней соответственные религиозные обязанности, долг православно-церковного послушания.
Автор отмечает добровольный характер принятия служения.  Этому служит знаменитый рассказ о выборе вер, когда «созва Володимер боляры своя и старци градские». Летопись не приводит никаких стесняющих свободу выбора обстоятельств. «Аще хощеши испытати гораздо, – говорят Владимиру «болгары и старци», – послав испытай когождо… службу и како служит Богу».  Желание богоугодной жизни, стремление найти неложный путь к Богу – единственный побудительный мотив Владимира. Чрезвычайно показателен рассказ послов, возвратившихся после испытания вер. Мусульмане отвержены, ибо «несть веселия в них,  но печаль…», католики – из-за того, что у них «красоты не видехом никоея же». Речь идет, конечно, не о мирском «веселье» – его у мусульман не меньше, чем у кого-либо иного, и не о житейской «печали». Речь – о живом религиозном опыте, полученном послами. Они искали то веселие, о котором говорит Псалмоневец: «Вонми гласу моления моего, Царю мой и Боже мой… И да возвеселятся вси, уповающие на Тя, во век возрадуются: и вселишься в них, и похвалятся о Тебе любящие имя Твое» (Пс5:3; 12).  Это веские и радость богоугодного жития – тихие, немятежные,  знакомые всякому искренне верующему православному человеку по умилительному личному опыту, не объяснимому словами.  Послы ощутили в мечети вместо этого веселия печаль – страшное чувство богооставленности и богоотверженности, свидетель-ствуемое словами Пророка: «Увы, язык грешный, людие исполнени грехов, семя лукавое, сынове беззакония – остависте Господа… Что еще уязвляетеся, прилагающе беззаконие, всякая глава в болезнь и всякое сердце в печаль…» (Ис.1:4-5).
И у католиков послы поразились не отсутствием вещественной красоты – хотя по красоте и пышности католическое богослужение не идет ни в какое сравнение с православным. Здоровое религиозное чутье безошибочно определило ущербность католицизма, отсекшего себя от соборной совокупности Церкви, от ее благодатной полноты. «Се что добро, или что красно, но еже жити братии вкупе», – свидетельствует Священное Писание. Отсутствие этой красоты и почувствовали благонамеренные послы. Тем разительней был для них контраст от присутствия на литургии в соборе святой Софии в Царьграде: «Приидохом же в греки и ведоша ны идеже служат Богу своему». Богослужение так поразило русов, что они в растерянности твердят: «И не знаем, были ли мы на небе, или на земле – ибо не бывает на земле красоты такой – только то верно знаем, что там с человеками пребывает Бог… И не можем забыть красоты той». Их сердца, ищущие религиозного утешения, получили его в неожиданной полноте и неотразимой достоверности. Исход дела решили не внешние экономические соображения (обоснованность которых весьма сомнительна), а живой религиозный опыт, обильное присутствие которого подтверждает и вся дальнейшая история русского народа.
Довольно полную картину взглядов современников на ход русской жизни дает Лаврентьевский свод *. Вот, например, картина похода русских князей на половцев в 1184 году: «В то же лето вложи Бог в сердце князем русским, ходиша бо князи русскии вси на половци».
В 70-х годах XII века усиливается натиск половцев на границы русских княжеств. Русские предпринимают ряд ответных походов. Следует несколько местных поражений половецких войск,  результатом которых становится их объединение под властью одного хана – Кончака. Военная организация половцев получает единообразие и стройность, улучшается вооружение, появляются метательные машины и «греческий огонь»: Русь лицом к лицу сталкивается с объединенным сильным войском противника.
Половцы, видя свое превосходство, принимают удачно складывающиеся обстоятельства за знамение благоволения Божия.  «Се Бог вдал есть князи русские и полки их в руки наши». Но промысел Божий не связан соображениями человеческой мудрости: «не ведуще» неразумные иноверцы, «яко несть мужества, ни есть думы противу Богови», – сетует летописец. В начавшейся битве «побегоша» половцы «гоними гневом Божиим и Святой Богородицы». Победа русских не есть результат их собственного попечения: «Содеял Господь спасенье велико нашим князьям и воям их над враги нашими. Побеждена быша иноплеменницы» промыслительной помощью Божией под Покровом Пресвятой Богородицы, покрывающей попечением Своим боголюбивое русское воинство. И сами русские это прекрасно сознают: «И рече Владимир: се день иже сотвори Господь, возрадуемся и возвеселимся в онь. Яко Господь избавил ны есть от враг наших и покорил врази наша под нозе наши». И возвратились русские войска домой после победы «славяще Бога и Святую Богородицу,  скорую заступницу рода христианского». Вряд ли можно полнее и четче выразить взгляд на русскую историю как на область всеохватывающего действия Промысла Божия. При этом летописец, как человек церковный, остается далек от примитивного фатализма. Действуя в истории определяющим образом, Промысел Божий в то же время не подавляет и не ограничивает свободы личного выбора, лежащей в основании ответственности человека за свои дела и поступки.

* Он назван так по имени инока Лаврентия, составившего эту летопись для Суздальского великого князя Дмитрия Константиновича в 1377 году.  В этот общерусский летописный свод вошли «Повесть временных лет» в редакции 1117 года и ее продолжения, излагающие события в Северо-Восточной Руси с 1111 по 1305 год.

Историческим материалом, на фоне которого утверждается понятие о религиозно-нравственной обусловленности русской жизни, становятся в летописи события, связанные с изменчивым военным счастьем. На следующий год после удачного похода на половцев, совершенного объединенными силами князей, организовывает неудачный самостоятельный набег Игорь Святославич, князь Новгород-Северский. Знаменитое «Слово о полку Игореве» дает исключительное по красоте и лиричности описание этого похода, В летописи о походе Игоря Святославича сохранились два рассказа. Один, более обширный и подробный, в Ипатьевском своде *. Другой, покороче – в Лаврентьевском. Но даже его сжатое повествование достаточно ярко отражает воззрение летописца на свободу человеческой воли как на силу, наравне с недомыслимым промышлением Божиим определяющую ход истории.

* Свод летописей, составленный в XV веке в Костромском Ипатьевском монастыре.

На этот раз «побеждени быхом наши гневом Божиим», нашедшим на русские войска «за наше согрешенье». Сознавая неудачу похода как закономерный результат уклонения от своего религиозного долга, «воздыхание и плач распространися» среди русских воинов, вспоминавших, по словам летописца, слова пророка Исайи: ‘Господи, в печали помянухом Тя…». Искреннее покаяние было скоро принято милосердным Богом и «по малых днех ускочи князь Игорь у половец» – то есть из плена половецкого –  «не оставит бо Господь праведного в руках грешных, очи бо Господни на боящихся Его (взирают), а уши Его в молитву их (к молитвам их благопослушны)». «Се же содеяся грех ради наших,
– подводит итог летописец, – зане умножишася греси наши и неправды». Согрешающих Бог вразумляет наказаниями, добродетельных, сознающих свой долг и исполняющих его – милует и хранит. Бог никого не принуждает: человек сам определяет свою судьбу, народ сам определяет свою историю – так можно кратко изложить воззрения летописи. Остается лишь благоговейно удивляться чистоте и свежести православного мироощущения летописцев и их героев, глядящих на мир с детской верой, о которой сказал Господь: «Славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, что Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл младенцам. Ей, Отче! Ибо таково было Твое благоволение» (Лк.10:21).
Развивая и дополняя друг друга, русские летописцы стремились к созданию целостной и последовательной картины родной истории. Во всей полноте это стремление отразилось в московской летописной традиции, как бы венчающей усилия многих поколений летописателей*. «Летописец Великий Русский», Троицкая летопись, писанная при митрополите Киприане, свод 1448 года и другие летописи, все более и более подходившие под название «общерусских», несмотря на то, что они сохраняли местные особенности, да и писались частенько не в Москве,  представляют собой как бы ступени, но которым русское самосознание восходило к осмыслению единства религиозной судьбы народа.

* Перенос святым митрополитом Петром первосвятительской кафедры из Владимира в Москву в 1325 году положил начало московскому летописанию, которое велось при дворе митрополита.

Середина XVI века стала эпохой величайшего церковно-государственного торжества на Руси. Были собраны воедино исконно русские земли, присоединены Казанское и Астраханское царства,  открыт путь на восток – в Сибирь и Среднюю Азию. На очереди стояло открытие западных ворот державы – через Ливонию. Вся русская жизнь проходила под знаком благоговейной церковности и внутренней религиозной сосредоточенности. Неудивительно поэтому, что именно в царствование Иоанна IV Васильевича был создан грандиозный летописный свод, отразивший новое понимание русской судьбы и ее сокровенного смысла. Он описывал всю историю человечества в виде смены великих царств. В соответствии со значением, которое придавалось завершению столь важной для национального самосознания работы, летописный свод получил самое роскошное оформление. Составляющие его 10 томов были написаны на лучшей бумаге, специально закупленной из королевских запасов во Франции. Текст украсили 15000 искусно выполненных миниатюр, изображавших историю «в лицах», за что собрание и получило наименование «Лицевого свода». Последний, десятый том свода был посвящен царствованию Иоанна Васильевича, охватывая события с 1535 но 1567 годы.
Когда этот последний том (известный в науке под именем «Синодального списка», так как принадлежал библиотеке Святейшего Синода) был в основном готов, он подвергся существенной редакционной правке. Чья-то рука прямо на иллюстрированных листах сделала многочисленные дополнения, вставки и исправления. На новом, чисто переписанном экземпляре, который вошел в науку под названием «Царственная книга», та же рука сделала опять множество новых приписок и поправок. Похоже,  редактором «Лицевого свода» был сам Иоанн IV, сознательно и целенаправленно трудившийся над завершением «русской идеологии» (10).
Другим летописным сборником, который должен был наравне с «Лицевым сводом» создать стройную концепцию русской жизни, стала «Степенная книга». В основании этого громадного труда лежал замысел, согласно которому вся русская история со времен крещения Руси до царствования Иоанна Грозного должна предстать в виде семнадцати степеней (глав), каждая из которых соответствует правлению того или иного князя. Обобщая главные мысли этих обширнейших летописей, можно сказать, что они сводятся к двум важнейшим утверждениям, которым суждено было на века определить течение всей русской жизни:

1. Богу угодно вверять сохранение истин Откровения, необходимых для спасения людей, отдельным народам и царствам,  избранным Им Самим по неведомым человеческому разуму причинам. В ветхозаветные времена такое служение было вверено Израилю. В новозаветной истории оно последовательно вверялось трем царствам. Первоначально служение принял Рим –  столица мира времен первохристианства. Отпав в ересь латинства, он был отстранен от служения, преемственно дарованного православному Константинополю – «второму Риму» средних веков. Покусившись из-за корыстных политических расчетов на чистоту хранимой веры, согласившись на унию с еретиками-католиками (на Флорентийском соборе 1439 года), Византия утратила дар служения, перешедший к «третьему Риму» последних времен – к Москве, столице Русского Православного царства.  Русскому народу определено хранить истины православия «до скончания века» – второго и славного Пришествия Господа нашего Иисуса Христа. В этом смысл его существования, этому должны быть подчинены все его устремления и силы.
2. Принятое на себя русским народом служение требует соответственной организации Церкви, общества и государства. Богоучрежденной формой существования православного народа является самодержавие. Царь – Помазанник Божий. Он не ограничен в сваей самодержавной власти ничем, кроме выполнения обязанностей общего всем служения. Евангелие есть «конституция» самодержавия. Православный царь – олицетворение богоизбранности и богоносности всего народа, его молитвенный председатель и ангел-хранитель.

 

ИНОК ФИЛОФЕЙ. «ДОМОСТРОЙ»

СТАВЛЕННИЧЕСКАЯ ГРАМОТА

РУССКОГО ПАТРИАРХА

ВПЕРВЫЕ ПРОРОЧЕСТВО о Москве как о Третьем Риме было произнесено иноком Филофеем, старцем Псковской Елизарьевской пустыни, еще в царствование Василия Иоанновича, отца Грозного. «Да веси яко вся христианские царства приидаша в конец, – говорил он государеву дьяку Мунехину, псковскому наместнику, – и снидошася в едино царство: два убо Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быти».
Михаил Мунехин, человек очень образованный, бывший послом в Египте и много путешествовавший, по достоинству оценил значение этого пророчества для судеб России. В 1512 году ан привез в Москву писанный Филофеем хронограф – изложение исторических событий с самых древних времен (11). Скорее всего, этот хронограф был известен Иоанну IV и послужил ему в деле редактирования летописных сводов, отражавших ту же пророческую мысль а России как о последнем убежище правоверия.  Вообще хронографы и различные летописные сборники в XVI–XVII веках умножились необычайно. Они дошли до нас в многочисленных и весьма разнообразных списках, наглядно свидетельствуя о напряженной работе русской мысли по осознанию Божьего промышления о русском народе и его государственном устроении.
Псковский старец сочувствовал молодому царю в его стремлении привести Россию в соответствие со смотрением Божиим о ней. Многоопытный инок высокой духовной жизни, Филофей прожил около ста лет. Его рождение относят ко времени падения Константинополя (1453 год) (12), так что послание к царю он написал уже в глубокой старости, умудренный долгими годами жизни. Известна любовь Иоанна Грозного к подвижникам благочестия. Возможно, и Филофей знал царя лично – это давало ему уверенность в том, что к его мнению внимательно прислушаются.
После соборного покаяния царя и народа, завершившегося в 1550 году всеземским примирением, наступило «лето Господне благоприятное» для отеческого, пастырского вразумления юного монарха. И это вразумление прозвучало из уст подвижника-старца. Филофей пишет «Послание к царю и великому князю Иоанну Васильевичу всея Руси». В нем старец дает дерзновенное толкование двенадцатой главы Апокалипсиса:
«Говорит ведь возлюбленный наш богословесный Иоанн, на тайной вечери возлежавший на перси Господней и почерпнувший там неизреченные тайны (текст Св. Писания приводится в том виде, как он дан Филофеем. – Прим. автора); «Видел знамение великое на небе: жену, облаченную в солнце, и луну под ногами ее, и на голове ее венец из 12 звезд. Она имела в чреве и кричала от болей и мук родов. И вот явился змей, большой и красный, с 7 головами и 10 рогами, и на головах его 7 диадем, и хобот его увлек е неба третью часть звезд небесных. Змей стоял перед женою, которой надлежало родить, и хотел сожрать родившегося младенца. Тогда были даны жене два крыла большого орла, и улетела она в пустыню в приготовленное место. И пустил змей из пасти своей воду, как реку, чтобы потопить жену в реке».  Толкование: жена – святая Церковь; облечена в праведное солнце – в Христа; луну имеет под ногами – Ветхий завет; венец на голове ее – двенадцати апостолов учение; с болью рожает –  святым крещением преобращает плотские чада в духовные; змей же – дьявол, как говорится, краснота – жестокость его и кровопийство; 7 глав – злые его, супротивные силы; 10 рогов знаменуют истребление царства, как раньше пали арамейское, константинопольское, египетское и прочии. Дитя жены, которое змей хотел сожрать – те люди, что рождены были заново в святом крещении, но влечет их и после крещения дьявол к осквернению,  подвигая к погибели; бегство жены в пустыню из старого Рима – из-за служения на опресноках, так как весь некогда великий Рим пал и болен неисцелимым недоверием – ересью аполинариевой. В новый Рим бежала, то есть в Константинополь, но и там покоя не обрела из-за соединения православных с латинянами на восьмом соборе, потому и была разрушена константинопольская церковь и унижена была и стала подобна она хранилищу овощей. И наконец, в третий Рим бежала – в новую и великую Русь. Это тоже пустыня, так как не было в ней святой веры, не проповедывали там божественные апостолы, после всех воссияла там благодать Божия спасения, с ее помощью познали мы истинного Бога. Единая нынче соборная апостольская церковь восточная ярче солнца во всем поднебесье светится, и один только православный и великий русский царь во всем поднебесье, как Ной в ковчеге, спасшийся от потопа, управляет и направляет Христову Церковь и утверждает православную веру. А когда змей испустит из уст своих воду, как реку, желая в воде потопить, то увидим, что все царства потопятся неверием, а новое же русское царство будет стоять оплотом православия…» (13).
Юный царь глубоко проникся пониманием своей особой роли и великой ответственности. С целью упорядочения русской жизни в 1547 – 1551 годах он несколько раз созывал соборы духовенства, на которых решались важнейшие вопросы церковного и государственного устройства. «Отцы наши, пастыри и учители, –  обращался Иоанн к иереям и святителям, – внидите в чувства ваши, прося у Бога милости и помощи, истрезвите ум и просветитесь во всяких богодухновенных обычаях, как предал нам Господь и меня, сына своего, наказуйте и просвещайте на всякое благочестие, как подобает быть благочестивым царям, во всех праведных царских законах, во всяком благоверии и чистоте, и все православное христианство нелестно утверждайте, да непорочно сохранит истинный христианский закон. Я же единодушно всегда буду с вами исправлять и утверждать все, чему наставит вас Дух Святой; если буду сопротивляться, вопреки божественных правил, вы о сем не умолкайте; если же преслушник буду,  воспретите мне без всякого страха, да жива будет душа моя и все сущие под властию нашею» (14).
Соборы прославили новых русских святых, от которых народ ждал заступничества и благословения на нелегком пути своего служения, утвердили новый Судебник – сборник законов, определявших отправление правосудия в России, подробно остановились на благоустройстве внутренней церковной жизни. Обличая беспорядки и бесчиния, рассуждали о богослужении и уставах церковных, об иконописании (требуя от иконописцев, кроме мастерства, неукоризненной жизни), о книгах богослужебных, о просфорах и просфорницах, о благочинии в храмах, о чине совершения таинств, об избрании и поставлении священнослужителей, о черном и белом духовенстве, о суде церковном, о содержании храмов и причетов, об исправлении нравов и обычаев…
Особенно ясно благодатное состояние русского общества отразилось в знаменитом «Домострое» (15). «Книга глаголемая Домострой имеет в себе вещи зело полезны, поучение и наказание всякому православному христианину…» – так озаглавливали переписчики свод советов и правил, определявших все стороны жизни русского человека тех времен, поражающий нас сегодня почти неправдоподобной одухотворенностью даже мельчайших бытовых деталей. «Домострой» не просто сборник советов – перед читателем развертывается грандиозная картина идеально воцерковленного семейного и хозяйственного быта. Упорядоченность становится почти обрядовой, ежедневная деятельность человека поднимается до высоты церковного действа, послушание достигает монастырской строгости, любовь к царю и отечеству, родному дому и семье приобретает черты настоящего религиозного служения.
«Домострой» состоит из трех частей: об отношении русского человека к Церкви и царской власти; о внутрисемейном устроении; об организации и ведении домашнего хозяйства.
«Царя бойся и служи ему верою, и всегда о нем Бога моли, –  поучает «Домострой». – Аще земному царю правдою служиши и боишися е, тако научишися небесного Царя боятися…». Долг служения Богу есть одновременно и долг служения царю, олицетворяющему в себе православную государственность – эта мысль прочно укоренилась в сознании русского человека. В Служебнике второй половины XVI века сохранилась молитва, которая рекомендовалась как образец покаяния для служилых людей.  «Согреших пред Богом и по Бозе пред государем пред великим князем – русским царем, – исповедывал кающийся. – Заповеданная мне им (царем) слова нрава нигде же сотворих, но все преступих и солгах и не исправих. Волости и грады. от государя дожах не право, а суд – по мзде и по посулу. Ох мне, грешному,  горе мне, грешному! Како мене земля не пожрет за мои окая иныя грехи – преступившего заповедь Божию и закон и суд Божий и от государя своего заповеданное слово…» (16).
Этому гласу покаяния вторит «Домострой»: «Царю… не тщится служить лжею и клеветою и лукавством… славы земной ни в чем не желай… зла за зло не воздавай, ни клеветой за клевету… согрешающих не осуждай, а вспомни свои грехи и о тех крепко пекися…», «А в котором либо празднике… да призывают священнический чин в дом свой… и молят за царя и великого князя (имярек), и за их благородные чада…».
Та же часть сборника, которая посвящена вопросам семейного быта, учит, «как жити православным христианам в миру с женами и с детьми и домочадцами, и их наказывали и учити, и страхом спасати и грозою претити и во всяких делах их беречь… и во всем самому стражу над ними быть и о них пещись аки о своем уде… Вси ба есьми связаны единою верою к Богу…».
В «Домострое» есть все. Есть трогательные указания, «како детям отца и матерь любити и беречи и повиноватися им и покоити их во всем». Есть рассуждения о том, что «аще кому Бог дарует жену добру – дражайше есть камения многоценного». Есть практические советы: «како платье всяко жене носити и устроити», «како огород и сады водити», «како во весь год в стол ествы подают» (подробно о том, что – в мясоед, и что в какой пост).  Есть указания по чину домашнего молитвенного правила для всей семьи – «как мужу с женою и домочадцами в доме своем молитися Богу». И все это – с той простотой, основательностью и тихой, мирной неторопливостью, что безошибочно свидетельствует о сосредоточенной молитвенной жизни и непоколебимой вере.
«Каждый день вечером, – поучает «Домострой», – муж с женою и детьми и домочадцами, если кто знает грамоту – отпеть вечерню, повечерие, в тишине со вниманием. Предстоя смиренно с молитвою, с поклонами, петь согласно и внятно, после службы не есть, не пить и не болтать никогда… В полночь, встав тайком,  со слезами хорошо помолиться Богу, сколько можешь, о своих прегрешениях, да и утром, вставая, так же… Всякому христианину следует молиться о своих прегрешениях, и об отпущении грехов,  о здравии царя и царицы, и чад их, и братьев его и сестер и христолюбивом воинстве, о помощи против врагов, об освобождении пленных, и о святителях, священниках и монахах, и об отце духовном, и о болящих, о заключенных в темницы – и за всех христиан…»
В 1589 году Богу, наконец, было угодно дать русскому народу свидетельство о том, что Россия правильно поняла свой долг. За три года до того в Москву прибыл для сбора милостыни Антиохийский патриарх Иоаким. Благочестивый царь Феодор Иоаннович, прозванный за очевидную святость жизни «освятованным» царем (17), высказал тогда церковному собору и боярской думе свое желание установить патриаршество на Руси. Обладавший пророческим даром (18), царь как бы предвидел испытания,  ожидавшие народ по пресечении династии Рюриковичей, и торопился дать православному русскому царству в лице патриарха опору, которая должна была удержать его от разрушения. Переговоры с Антиохийским патриархом были поручены Годунову. Иоаким согласился с желанием Феодора и обещал обсудить дело с другими патриархами. Те, решив уважить просьбу русского царя, положили было отправить в Россию для участия в поставлении Иерусалимского первосвятителя. Однако «чин особого смотрения» Божия о России требовал, видно, чтобы преемственность русского служения была явлена миру во всей полноте и непререкаемости. Нужды Константинопольской (бывшей Византийской) церкви, гонимой султаном Амуратом, потребовали приезда в Москву самого патриарха Константинопольского Иеремии, знаменитого своей духовной ученостью и страданиями за Церковь. Он прибыл в Москву в июле 1588 года, сказав Феодору: «Слышав о таком благочестивом царе, пришел я сюда,  чтобы помог нам царь в наших скорбях». С собой Иеремия привез соборное определение об открытии патриаршества на Руси.
В храме Успения Богоматери в Кремле в приделе Похвалы Ее созван был многочисленный собор русских пастырей, представивший царю имена трех кандидатов в патриархи. Положившись на суд Божий, бросили жребий – он пал на митрополита Московского Иова. 23 января 1589 года в Успенском соборе был торжественно поставлен первый русский патриарх. Он принял поставление от патриарха Византийского. И более того – в Соборной уставной грамоте, узаконившей патриаршество на Руси,  всему миру объявлялось, что «ветхий Рим пал от ереси», что «новый Рим», Константинополь, порабощен безбожными племенами агарянскими и что поэтому третий Рим есть Москва (19).  Тогда же положено было быть в России четырем митрополитам,  шести архиеписиопам. и восьми епископам.
Это осознание себя третьим Римом последних времен через два года было подтверждено собором православных патриархов,  и таким образом утвердилось в качестве канонически закрепленного воззрения Вселенской Православной Церкви. В соборном постановлении первосвятителей написано: «…Признаем и совершаем в царствующем граде Москве поставление и поименование патриаршеское господина Иова…» При этом «главным и начальным» служением русского патриарха провозглашается обязанность «содержать апостольский престол Константина града…» (20).
Говорит о событии церковный историк М.В. Толстой: «Так патриаршество русское утверждено было всею Православною Церковью! Видимым поводом сего важного нововведения было одно благочестивое желание Феодора; но Промысел Божий невидимо творил Свое дело в Церкви Своей. Он готовил в патриархах русских защиту для отечества на близкое время скорбей и потрясений, которых не могли еще предвидеть люди. Он незримо устроил обстоятельства дела так, что патриаршество Русское явилось как бы по внезапному стечению случаев, к взаимному утешению востока и севера!»
Дивны. дела Твои, Господи! Дважды естественное течение русской истории прерывалось внезапно и необъяснимо, безвозвратно, казалось, разрушая православную государственность и коверкая народную жизнь. Современники Смутного времени начала XVII века, как и современники богоборческой резни, учиненной по попущению Божию в советской России в ХХ веке,  видели одно – гибель Руси. Дважды накануне страшных испытаний даровалось русской церкви патриаршее правление – как символ благоволения Божия, как «столп и утверждение истины» о всемирной роли русского исповеднического служения. Дважды проносила Церковь через все гонения сознание христианского долга России. Ибо верно и неложно слово Божие: «За гнев бо Мой поразих тя, и за милость Мою возлюбих тя. За сие, яко был еси оставлен и возненавиден, и не бе помогающего ти, положу тя в радость вечную» (Ис. 60:10-15).