ДРАМА ГРОЗНОГО ЦАРЯ

 

Пётр Ткаченко

ДРАМА ГРОЗНОГО ЦАРЯ

Продолжение

«ТЁМНЫЕ СИЛЫ НАС ЗЛОБНО ГНЕТУТ»

 

Почему не стихающая полемика вокруг личности Ивана Грозного находится во времени в одном и том же состоянии? Положение неестественное, так как складывается впечатление, что тут просто оберегается некая раз и навсегда принятая установка – выставить первого русского царя «кровожадным тираном», ни в коем разе не допуская его апологии. И делается это не только с помощью каких-то шкодливых приёмов по фальсификации фактов или их превратного толкования, но и именем исторической, академической науки, именем «научных методов исследования». Однако, «методы» этой

науки таковы, что зачастую не помогают постичь прошлое, но препятствуют ему. Об этой дискредитации исторической науки мы должны, наконец, сказать со всей определённостью. Всё ведь осложняется не только обрывочностью и неполнотой фактов средневековья (какая эпоха вообще доходит до потомков во всей полноте фактов?), но характером и особенностями тех противоборств, которые тогда происходили и, прежде всего – в области духа. Но именно к духовной стороне жизни наша историческая наука, как в прошлом, так и теперь, оказывается бесчувственной. То есть, она аккуратно коллекционирует факты, не особо задаваясь вопросом о том, зачем это нужно, описывает события и интриги, но как только дело касается духовной стороны жизни человека и общества, вдруг обнаруживается, что это «не подтверждается» историческими источниками. Иными словами, как только дело доходит до главного – причин и мотивации тех или иных событий, «научные методы исследования» пред ними оказываются бессильными. Но задача истинного историка в том и состоит, чтобы  на основе добытых им фактов распознать характер духовной борьбы. Эта сторона жизни, как правило, историческими источниками и не подтверждается. Добывание фактов – первоначальная стадия  работы историка, но не конечная цель в осмыслении происходившего.

Видимо, мы переживаем теперь такое время, когда в «методы исследования» исторической науки должны быть внесены существенные коррективы. Впрочем, наиболее талантливые историки уже давно осознали это, работали и работают именно в этом направлении.

В доказательство приведу пример из В. Ключевского, то, к каким выводам приходит историк в осмыслении довольно длительного периода русской истории, охватывающей царствования Ивана III, Василия III и Ивана IV. То есть периода собирания Русской земли и формирования духовно-церковного самосознания. Оказывается, сущность противоборств, происходивших тогда в обществе, остаются неясными: «Но во всех этих столкновениях в продолжение трёх царствований побуждения, руководившие боровшимися сторонами, остаются неясными, не высказываются прямо ни той, ни другой стороной». Непонятной для историка остаётся и сущность крамолы: «В чём состояла боярская крамола, это остаётся неясным». («Краткое пособие по русской истории», АО, Издательская группа «Прогресс», Пангея, 1992).

Удивительно, что безвестному автору «Слова о полку Игореве» в ХII веке сущность крамолы, определяемой в конечном счёте несовершенством и слабостью человеческой натуры, была ясна. И он дал прямо-таки классическую её формулу: «И сказал бо брат брату: «се мое и то мое же». И стали князья про малое «се великое» молвити, и сами на себя крамолу ковати. А поганые со всех сторон приходили с победами на землю русскую». Историку же гуманистического века сущность крамолы, то есть духовная сторона жизни, остаётся неясной. Поразительно и невероятно.

Кроме того, В. Ключевский даёт ещё более радикальное «осмысление» средневековья, отказывая тому периоду истории в каком-либо смысле, а событиям, тогда происходившим – в достаточных причинах: «Таким образом, обе стороны отстаивали существующее и борьба между ними является лишённой достаточной причины». То есть отрубались головы, вырезались языки, чародейки топились в реках, князья насильно постригались в монахи и вдруг – всё это «лишено достаточной причины». К такому странному выводу можно прийти лишь при единственном условии, — если о событиях давно миновавших судить вне их духовного значения. Как мы должны верить историку в «политической бесцельности опричнины», если события столь долгого периода истории, для него вообще «лишены достаточной причины»?..

Перед нами обыкновенный случай неразличения характера происходивших событий. А потому событиям, в действительности происходившим, отказывается в каком бы то ни было, историческом смысле. Положение для историка невероятное, в принципе невозможное, но как видим, имевшее место быть.

Складывается даже впечатление, что историк не вполне осознавал, что он писал и какой убийственный приговор себе выносил: вывод его о смысле этого периода истории состоит в том, что он лишён смысла… К такому странному итогу можно прийти лишь при условии, если «научные методы исследования» не касаются главных, сущностных основ человеческого и народного бытия.

Или – для современного историка Ю.Г. Алексеева в том же периоде царствования Ивана III остаётся тайной то, в силу каких причин великий князь столь резко изменил своё решение – уже было провозгласивши наследником внука Дмитрия, — сына Ивана Молодого и Елены Волошанки, предаёт его опале и провозглашает наследником своего сына Василия, будущего великого князя Василия III. В книге, посвящённой Ивану III «Государь всея Руси». Ю.Г. Алексеев так и пишет: «Конкретные причины «отставки» Дмитрия и замены его Василием остаются тайной. Боярин Пётр Михайлович Плещеев и дворецкий Константин Григорьевич Заболотский, посланные в мае 1503 г. в Литву, должны были ограничиться таким философским ответом на соответствующий вопрос: «Который сын отцу служит и норовит: ино отец того более и жалует. А который сын родителем не служит и не норовит, ино того за что жаловати?»  Но служить великому князю внук не мог хотя бы потому, что не достиг совершеннолетия. Следовательно, за такой дипломатической велеречивостью стояло нечто совсем иное… На такое суждение историка следует сказать, что не только тот период истории, но и всякий другой останется «тайной» в том случае, если касаются лишь его событийной стороны, описанием интриг, понимаемых с позиций нового времени,  и обходят его духовную основу.

Да, это была особая борьба, трудноуловимая и трудноопределимая, происходившая прежде всего на духовном и мировоззренческом уровне, то есть, как сказали бы ныне, —  на уровне ментальностей, когда люди входят в конфликт друг с другом, вроде бы, без всяких видимых причин, отстаивая своё миропонимание. Впрочем, так было не только в средние века, так происходит и теперь. Потому-то причины, по наблюдению В. Ключевского, «не высказываются прямо ни той, ни другой стороной». Не потому что их нет, а потому что они действительно трудноопределимы. Но они-то и составляют основу противоборства. Этот психологический аспект тоже остаётся за пределами «научных методов исследования». Так и хочется спросить уважаемых историков: так что вы изучаете – жизнь людей или же каких-то идеологических манекенов?

Конечно, если дело представить так, что при дворе Ивана III возник «династический кризис», не задаваясь вопросом – откуда он, собственно, взялся, что явилось его причиной, то можно предположить, что вокруг возможных претендентов на великокняжеский стол – внука Дмитрия и сына Василия – группировались свои «партии» сторонников, имеющих равное  право на власть, то тогда действительно действия Ивана III могут показаться таинственными – почему он то объявляет наследником внука Дмитрия, то спешно предаёт его опале  и провозглашает наследником сына Василия. С внуком Дмитрием и его матерью Еленой Волошанкой, как известно, жестоко расправились – они «умерли» в заточении.

Но в том-то и дело, что это была не просто борьба за власть, но за те духовно-церковные основы, на которых только и могло жить общество и государство. И потому это было противоборство партий, имеющих далеко не равное право на власть.

В самом деле – с одной стороны православная «партия», придерживающаяся, как полагали более поздние историки, официальной ортодоксии, причём, в негативном смысле, которая, надо полагать, только мешала «прогрессивному» развитию. С другой стороны – партия «нестяжателей», еретиков, почитавшаяся и всё ещё почитающаяся нередко в исторической науке как, безусловно, «прогрессивная». То есть всё, относящееся к православию – это «ортодоксия», а всё, относящееся к еретичеству – прогресс… Может ли при такой ценностной ориентации быть благополучие в обществе? Разумеется, нет. При такой ориентации может быть только глухая, трудноопределимая борьба, по сути, неизменная во временном  развитии.

Великий князь Иван III выбирал наследника именно по признаку принадлежности его к той или иной «партии». Внук Дмитрий с его матерью Еленой Волошанкой были представителями  «партии» еретиков. Да, великий князь не сразу разобрался в расстановке духовных сил, долгое время поддерживая «партию» «нестяжателей», как наиболее «прогрессивную». Не сразу разобрался именно по причине неуловимости и трудноопределимости этого духовного противоборства вообще. Ведь ситуация по сути повторится и при Василии III. Напомним, что ересь, занесённая в Новгород Схарией и его миссионерами была обнаружена и вполне определена лишь двадцать лет спустя… Так что в метаниях Ивана III при выборе наследника не было ничего необычного.

Словом, объяснение событий действительно лежит в духовной сфере. Но оказалось, что такой подход для современной исторической науки опасен, так как он неизбежно покушается на её основы и предполагает некоторый пересмотр происходившего и главное – личности Ивана Грозного. Об этом можно судить хотя бы по тому, как была встречена монография И.Я. Фроянова «Драма русской истории». Повторюсь, что мы ссылаемся на те или иные  исследования, публикации и книги, которые, на наш взгляд, являются наиболее характерными и выражают ту или иную мировоззренческую тенденцию. Отразить полноту «книжного рынка» и информационного поля на эту тему, в которых можно утонуть, мы не ставим своей задачей. Сошлёмся лишь на один отзыв о ней, как наиболее характерный, на рецензию, а по сути – реплику кандидата исторических наук Дмитрия Володихина «Иван Грозный: соблазн конспирологии» («Родина» № 9, 2007). Публикация чрезвычайно характерна с точки зрения тех духовно-мировоззренческих путей общества, о которых мы говорим.

За И.Я. Фрояновым признаётся серьёзный учёный со значительным авторитетом в науке: «Высказался не какой-нибудь безграмотный фанатик про-или антигрозненской точки зрения, а серьёзный человек со значительным авторитетом  в исторической науке» (Дмитрий Володихин). Казалось бы, коль так, а это действительно так, Игорь Яковлевич Фроянов – выдающийся историк, то, во всяком случае, к нему следует прислушиваться. Нет, совсем не это предлагает нам кандидат исторических наук Дмитрий Володихин, а демонстрирует довольно лукавый подход в истинной науке недопустимый, дабы отстоять свою позицию: коль И.Я. Фроянов столь серьёзный учёный, то и требования к нему должны быть повышенными, «к нему  и отношение другое». Да и назвать столь обширную монографию всего лишь «высказыванием» явно неуместно. Правда, автор признаётся, что в монографии «серьёзной работы более, чем достаточно», признаются в ней «результаты подлинно научного исследования». Но вот беда, по мнению рецензента: поддаётся И.Я. Фроянов «широко распространённому соблазну прикладной, популярной конспирологии, которая более уместна не в монографии, а в обличительной журнальной статье».  А потому рецензент уже не скрывая раздражения, и напоминает ему об «отличном правиле»: «Не знаешь наверняка – не выдумывай». Понятна причина этого раздражения. В то время, когда с помощью «научных методов исследования» столь дружно развенчивается Иван Грозный, а, по сути, дискредитируется русская история, когда с этими «методами» заодно оказались почему-то и наши церковные иерархи, выдающийся историк И.Я. Фроянов заявляет себя его апологетом. Но это же – вызов и потрясение «основ». В самом деле, настоящие историки заняты добыванием фактов и ничего кроме фактов, разумеется «подтверждаемых источниками». Дружно следуют канонам исторической науки и «научным методам исследования», где никакие компромиссы недопустимы: шаг в сторону – выстрел в спину. А историк И.Я. Фроянов в это время, увлёкшись конспирологией, открывает перед читателем совершенно иные сферы сознания, сопоставляя факты из разных областей знания, вздумал дать духовную мотивацию происходящих событий. Ну, разве это не потрясение «основ»?

Между тем, как сопоставление фактов из разных сфер знания и открывает новый смысл событий. Ну, к примеру, если царь Александр II убивается террористами именно 1 марта, есть у нас основания соотнести эту дату с тем, что именно этот день «по библейским понятиям, является началом творения мира и священного года у древних евреев»? Такие основания у нас есть, хотя это и не подтверждено никакими «историческими источниками»… Но в нашей многотрудной истории немало было такого, что никакими источниками подтверждено быть не может, ибо оно в них изначально не вносилось, по причине неблаговидности свершаемого.

Добавим к этому лишь то, что это был царь освободитель. Стало быть, реальное освобождение народа террористам, прозываемым революционерами, было не нужно. А нужно было их «освободительное движение» через разжигание смуты в обществе, и, как мы знаем, ни к какому освобождению не приводящее…

Клеймо Владимирской иконы Богоматери с изображением царя Ивана Грозного и царевича Иоанна (слева). Дар государя Свято Данилову монастырю в Москве. XVI век.

 

Не будем разубеждать рецензента, принадлежащего, судя по его высказываниям, к той «школе»,  которая никак не может допустить апологии Ивана Грозного, отрабатывающей эту идеологическую установку давно и исправно. Вопреки, разумеется, всяким фактам. Обратим внимание на другое. Почему конспирологический подход на внешнее происхождение новгородской ереси (а оно именно такое) представителями этой своеобразной «школы» считается ненаучным, достойным разве что обличительной журнальной статьи, а не научной монографии? Потому что ересь, во всяком случае, новгородскую, они считают «внутреннего»  происхождения, но никак не результатом внешних влияний и духовной экспансии, разумеется, хорошо продуманной. В таком случае ересь соотносится с особенностями российской жизни, дурной природой русского народа и прочими неприглядными идеологическими установками русофобского толка.

Между тем, новгородская ересь случилась не по причине недостаточно умелого, что ли управления или по каким-то иным неизбежным причинам, но всецело имеет внешнюю природу и конспирологическое происхождение. Как известно, Схария занёс её в Новгород в 1470 году, где и проповедовал её вместе со своими единомышленниками. Духовное противоборство при дворе Ивана III, Василия III и даже Ивана IV, хотя и в менее ярко выраженных формах, во многой степени определялось влиянием именно этой новгородской ереси «жидовствующих». А значит, и может быть хоть как-то объяснено, лишь с точки зрения духовной, и с позиций конспирологии. Но именно такой подход объявляется представителями «традиционной» исторической науки ненаучным, достойным разве что резервации периодической печати.

В том-то и дело, что к ереси привели вовсе не «сложные идеологические процессы», сторонники которой обличали церковь за её земельные богатства, как считает член-корреспондент АН СССР Н.Н. Покровский (в книге Ю.Г. Алексеева). Увы, ересь не просто «возникла», а стала результатом идеологической экспансии Запада на Русь. Течение «нестяжателей» было идеологическим, еретического толка, направленное на разрушение Церкви, православия, государственности, а отнюдь не на якобы более прогрессивное устройство российской жизни. Это доказывается тем, что еретики искажали Священное Писание, не имя своей догматики. То есть, ничего взамен «официальной ортодоксии» не предлагали, а только разрушали исторически сложившийся порядок вещей, имея целью в конечном итоге захват власти.

В кои веки нашёлся учёный, приблизившийся к объяснению событий с точки зрения духовной, и с точки зрения понятий и представлений, бытовавших тогда, в средневековье, а не в гуманистическом девятнадцатом веке. Осознавший, что с помощью – «традиционной»  исторической науки, склонной лишь к описанию событий, постичь суть духовных противоборств невозможно. Нет, отвечают историки позитивистского толка, это недостойно академической науки. Но новаторство И.Я. Фроянова в том и заключается, что он оценивает события, прежде всего с точки зрения духовной, а так же с точки зрения понятий и представлений рассматриваемой эпохи. А потому и неуместна ирония рецензента в связи со ссылкой историка на книгу М.П. Холла «Энциклопедическое изложение масонской, герметической, кабалистической и розенкрейцеровской символической философии». Ведь учёный всего лишь и обратился к источнику, отражающему понятия и представления изучаемой эпохи… Разве это неестественно и не научно? Тогда почему это вызывает такое раздражение и объявляется не научным? Да потому, что это единственный способ постижения смысла и значения событий средневековья.

Чрезвычайно характерно и показательно то, как Дмитрий Володихин понимает «академическую честность», которой, по его мнению, И.Я. Фроянов, видимо, лишён. «Академическая честность» по мнению рецензента, проявляется тогда, когда исследователь, положив перо, сообщает читателю: «Мы предполагаем, что могло быть так-то и так-то, однако точно определить причинно-следственную связь современная наука не в состоянии». Странное, конечно, представление об «академической честности», но хорошо известное. Ведь по сути, о том же писал и В. Ключевский. Научное объяснение истории, оказывается, по такой логике, состоит в отказе от всякого её постижения…

Естественно, что вооружённые такими «методами», исследователи бессильны постичь феномен опричнины. При этом они могут твердить лишь о том, что она стала результатом причуды царя или же – о её политической бесцельности. И не смущает их то, что результатом их исследования является, по сути, отказ от понимания и объяснения давно миновавших событий.

В то время как И.Я. Фроянов, видимо, впервые дал объяснение социальной природы опричнины, вытекающей из самой природы организации человеческого общества. Как после каждой революции неизбежно наступает реставрация, так и после всякого периода  беззакония и насилия непременно наступает ужесточение власти. Именно в русле этой неотвратимой, от нас независящей закономерности развития общества И.Я. Фроянов объясняет и природу опричнины: «Исторические корни Опричнины лежат гораздо глубже, чем кажется исследователям. Они уходят во времена правления Ивана III, когда Запад развязал идеологическую войну против России, забросив на русскую почву семена опаснейшей ереси, подрывающей основы  православной веры, апостольской церкви и, стало быть, зарождающегося самодержавия. Эта война, продолжавшаяся почти целый век,  создала в стране такую религиозно-политическую неустойчивость, которая угрожала самому существованию Русского государства. И Опричнина стала своеобразной формой его самозащиты».

Нравится это кому-то или не нравится, но такова закономерность общественного развития, которую и обнажает историк. Это не является оправданием жестокостей Ивана Грозного, которые, конечно же, были, но — объяснением их причин, что свидетельствует о полноте постижения исторических событий. Те же исследователи, которые опускают причины событий, подменяя их лишь следствиями, вольно или невольно искажают их. Более того, хотели они того или нет, но тем самым уготовляют новые потрясения, так как картина  родной истории в сознании и душах людей должна быть точной.

Впрочем, честные историки давно распознали истинный смысл опричнины, которая вовсе не сводится к разделению государства на две части. Ещё А. Нечволодов писал: «Странное учреждение, созданное Иоанном, несомненно, под влиянием сильнейшего болезненного раздражения. Тем не менее, заключало в себе глубокий смысл.  Опричнина была учреждена им в целях ведения строго продуманной и беспощадной борьбы  с боярством, сохранившим свои старые удельные притязания; борьба эта имела задачей совершенно уничтожить родовое боярство и заменить его «дворянством», сословием  служилых людей, награждаемых Государём исключительно за их верную службу».

К этому следует добавить разве то, что эта закономерность не является достоянием лишь бесстрастного прошлого. «Конец истории» ещё не наступил. Неужто, рецензент Дмитрий Володихин полагает, что и после нашего революционного «демократического» беззакония, длящегося вот уже два десятка лет, не наступит реставрация? Непременно, рано или поздно, наступит. Но те, кто отказывается объяснять духовный смысл истории, какими бы «научными методами» они не обосновывали это своё бессилие, способствуют установлению этого «тоталитарного», далеко не светлого будущего, когда может оказаться будет уже не до бесстрастного, «академического» обсуждения опричнины… Что это – наивность, недальновидность, преднамеренность? Видимо, всё вместе взятое…

«Разоблачители» Ивана Грозного, а с ними заодно почему-то и наши церковные иерархи утверждают, что у нас, мол, нет настоящих, действительно научных исследований, показывающих положительную роль Ивана IV в русской истории. А потому якобы ничего не остаётся, как следовать «традиции», идущей от Курбского негативной оценки царя. При этом, почему-то обходятся действительные историки, а ссылаются на историю вообще, в которой якобы преобладает эта «традиция».

Более чем странно это следование за Курбским в оценке личности Грозного, тем более со стороны церковных иерархов. И потому,  что у беглого князя, как мы уже сказали, были свои причины ненавидеть Грозного, и потому, что он выполнял общий идеологический «заказ», направленный против России, цель которого была позорить царя в мире, и потому, что его «нестяжательские» убеждения, причём, в поколениях – от деда и отца – являются не вполне православными… Неужто, для наших церковных иерархов даже это не является достаточным доводом, а более убедительными и драгоценными являются идеологически тенденциозные писания, к истории отношения не имеющие?.. Почему даже для церковных иерархов идеалом всё ещё остаётся князь-изменник с явным «нестяжательским» мировоззрением, а не царь, пресекавший измену?

Но теперь мы можем уверенно сказать, что такая действительно научная, историческая, духовно-мировоззренческая работа об Иване Грозном у нас есть. Это – «Драма русской истории…» И.Я. Фроянова.  С выходом этой монографии полемика вокруг личности первого русского царя кардинальным образом изменяется.

Конечно же, «разоблачители» царя и далее будут нести псевдоисторическую схоластику, как ни в чём не бывало, не замечая этого, столь серьёзного исследования. Так же, как они «не замечали» и до сих пор продолжают «не замечать» выхода «Посланий Ивана Грозного»  в 1951 году. Но их позиции с выходом монографии И.Я. Фроянова заметно пошатнулись…

Нельзя не заметить ещё одну особенность как историко-публицистических книг, так и особенно кинофильмов, посвящённых Ивану Грозному, которая явно проявляется в последнее время: обличение царя непременно переходит в обличение народа и русской истории вообще, исподволь, а то и явно, декларативно. Логика тут неизменная и довольно упрощённая: коль народ терпел такого «кровожадного тирана» и «патологического злодея», значит, у него рабская  природа… Счёт предъявляя уже не царю, не только ему, но и народу. Очевидно, что такое «осмысление» личности Ивана Грозного и его эпохи имеет нехорошую русофобскую подоплёку. Так что дело здесь не в царе, а в народе. А личность Ивана Грозного в этом некрасивом действе, всё ещё продолжающемся, лишь предлог для обличения России и русского народа. Такое положение в общественном сознании остаётся, к сожалению, всё ещё преобладающим, поддерживаемое, как понятно, всей мощью «либерально-демократической» пропаганды.

Ведь, казалось бы, если народ, как писал ещё Н. Карамзин, чтит своего царя, если народ, как отмечал даже К. Валишевский, оказался с царём, то это обстоятельство должно было получить убедительное объяснение. Ничего подобного, за редким исключением, не происходит. В то время как нет более высокого и бесспорного критерия в оценке исторической личности и её эпохи, чем мнение народа. Но обличители Ивана Грозного относятся к народу столь же пренебрежительно и даже агрессивно, как и к нему самому… Что стоят при этом «добрые намерения» обличителей показать якобы «историческую правду»? Особенно тут «умиляет» такой довод, повторяемый особенно часто: мы делаем это во «исправление» народа, и чтобы ничего подобного не повторилось, да и вообще лекарство всегда бывает горьким. Довод, неизвестно на каких простаков рассчитанный. Ведь история не знает повторений и каждое поколение, каждая эпоха вырабатывают свои представления о должном и необходимом. Разумеется, на глубоком знании всей предшествующей истории. Но как нынешнее поколение может выработать свои представления, если обличителями им предложен перерыв в историческом развитии, куда можно разве только провалиться…

Но творцов «нового мира», занятых «исправлением» и «перековкой» народа мы уже переживали. Помним и знаем, какие реки крови из подобных «добрых намерений» и «прогрессивных» воззрений выходят. Разве это не достаточная причина для того, чтобы отвергнуть эту логику изначально, как античеловеческую, в какие бы «прогрессивные» и «либерально-демократические» одежды она ни рядилась?.. А ведь трагические последствия этой логики «во исправление» народа мы пережили совсем недавно. Для моих ровесников весь этот ужас иноверного завоевания страны и народа был всего лишь в поколении дедов…

Совершенно очевидно, что «обличители» Ивана Грозного заняты вовсе не установлением «исторической правды», а формированием в общественном сознании такой ненависти к своей родной, трагической, многотрудной истории, ко всему родному вообще, при которых никакого благополучия и развития народа, общества и страны не может быть в принципе. Бурьян в сознании и душах неизбежно порождает бурьян и на полях и никак не иначе. И нынешние «обличения» Грозного и народа к установлению «исторической правды» имеет отношение самое отдалённое, разве что по внешней форме. Борьба идёт за наше нынешнее и дальнейшее человеческое, государственное и народное бытие…

Но главная установка по дискредитации Ивана Грозного и русской истории вообще проводится всё-таки не с помощью псевдонаучных книг,  малочитаемых, современникам  недоступных, но с помощью кино и особенно телевидения. О том, что личность Ивана Грозного и до сих пор остаётся в центре идеологических противоборств в неизменном виде, свидетельствовала  и телепередача «Суд времени» по пятому каналу телевидения 11, 12, 13 октября 2010 года (ведущий Н. Сванидзе, обличитель русской истории Л. Млечин, её защитник – С. Кургинян).

Прежде всего, хотелось обратить внимание на её внешнюю беспричинность. Ну, в самом деле, с какой стати вдруг затеян трёхдневный разговор об Иване Грозном? Ведь в журналистике, будь то газета или телевидение, есть неписанное правило, вполне понятное  и оправданное: к тем или иным страницам истории не обращаться без достаточного на то повода, информационного или событийного.

Удивительно, что такой информационный повод для передачи об Иване Грозном был — 25 августа исполнилось 480 лет со дня его рождения. Но поразительно, что об этом факте в телепередаче не вспомнили, дабы соблюсти хотя бы формальное приличие и благопристойность. Из этого можно сделать единственный вывод, что таким поводом стали соображения иного, идеологического и даже политического порядка – срочно и в очередной раз представить первого царя «кровожадным тираном». Возражения о том, что кому это нужно и вообще какое отношение имеет к нашей нынешней жизни это мрачное средневековье, оставим самым уж наивным людям. Оказывается, в той идеологической и духовно-мировоззренческой ситуации, которая всё ещё преобладает в обществе, это «нужно». И доказательством этому является сам факт трёхдневной телепередачи и её беспричинность…

Ничего нового в этой телепередаче мы не услышали. Странным было то, что обличитель русской истории «писатель» Л. Млечин, сам себя представивший – «я не историк, не профессионал», — между тем называет Ивана Грозного «серийным убийцей» и психически неуравновешенным человеком…

Но что действительно оказалось поразительным, так это итоги голосования, как телезрителей, так и людей в телестудии. Примечательно, что два дня цифра голосования телезрителей, выставленная в начале телепередачи продержалась неизменной, хотя она должна была хоть как-то колебаться: положительную роль Ивана Грозного в русской истории признало 88%, отрицательную – 12%. Окончательно цифра оказалась соответственно таковой: 87%-13%. Из этого можно сделать вывод, что шквал звонков в пользу царя был таким, что его  «заморозили» в начале телепередачи… Доказывается же это тем, что если в других телепередачах виден процесс голосования телезрителей, то здесь были выставлены статичные цифры…

Чрезвычайно примечательным было голосование в телестудии, то есть «своих» людей, приглашённых организаторами телепередачи. Отрицательную роль Ивана Грозного в русской истории  признали 73% и положительную лишь 27%.

Естественно, напрашивалось сопоставление этих цифр. О чём оно свидетельствует?  А свидетельствует оно о единственном, о том, что те, кто считает Ивана IV «кровожадным тираном» снова расходятся с мнением народа. И что этот главный для всякой демократии показатель, к которой они себя причисляют, их нисколько не смущает. Свидетельствует это и о том, что организаторы этой телепередачи являются не журналистами, а идеологическими работниками по дискредитации русской истории.

Но такое разительное противоречие Москвы (в лице аудитории, голосовавшей на передаче) и всей России свидетельствует ещё и о том, что царь Иван Грозный был абсолютно прав, выстраивавший централизованную власть, так же, как и права нынешняя власть, выстраивающая «вертикаль власти». Ибо не может, не имеет права кучка идеологически ангажированных людей, захвативших такое мощное средство воздействия на сознание и психику, как телевидение, навязывать своё предвзятое представление о русской истории всему народу.

Главный же вывод из этой беспричинной передачи был положительным. Оказывается, несмотря на всю массированную идеологическую обработку, в народе живёт по преимуществу положительное представление о первом русском царе Иване IV Васильевиче Грозном. Разумеется, это нравственный приговор организаторам телепередачи, и его «обличителям»…

Глядя же на это очередное издевательство над нашей родной историей, мы только уверились в том, что Иван Грозный, был неординарной личностью, эмоциональным, резко выделяющимся среди своих современников светской и богословской образованностью. Никогда не действовавшим по единому шаблону, то есть, был человеком чутким и живым.

Но эту его неординарность, талантливость во всём, выделенность среди своих современников и вовсе не только царским титулом, нет никаких оснований считать «психологической неуравновешенностью» (Н. Сванидзе).

Ну и главное, — телепередача показала, что её организаторы всё ещё остаются не с народом, а с изменником Курбским, так как именно он заложил «традицию» отрицательной  оценки Ивана Грозного в русской истории…

Иван Грозный, предъявлял  ведь Курбскому не какие-то свои личные обиды. Он,  понимая свою жизнь, не иначе, как царское служение, тревожился о сохранении государства, зная из истории, как легко и просто рушатся царства и империи. Безошибочно видел то, по каким именно причинам они рушатся. В то время, как Андрей Курбский всецело занят собой, причисляя себя к «лучшим» людям, людям, «сильным в Израиле». Если его послания носят такой хвастливый и горделивый характер, как  безоговорочно верить фактам и их значениям, в них изложенным? Да ведь и сама его переписка с царём понадобилась ему, повторимся, не для оправдания или покаяния, а для решения своих личных задач – повышения своего веса и значимости в западном обществе. Это горделивое хвастовство Курбского не интересно ни с точки зрения литературной, ни с точки зрения исторической. А если и имеет какое значение, то, лишь как факт идеологической борьбы, и отнюдь не отошедшей  в прошлое, а все ещё продолжающейся. Не случайно ведь в кинофильме Андрея А. Эшпая «Иван Грозный» (Кинокомпания «Аврора» при участии киностудии «Демарш» 2009) дикторским голосом за кадром приводится целый монолог из послания Курбского, обличающего Грозного, дабы сцене бегства князя придать некую романтичность что ли, оправдать её как избавление от «тирана». Между тем из посланий Ивана Грозного, не приводится ни слова. Толкование Грозного через Курбского всё ещё продолжается.

Последние кинофильмы плохо согласуются с литературными и историческими источниками. При этом режиссёры, во всяком случае П. Лунгин, апеллируют к тому, что они-де не историю воссоздают, а правду художественного образа, словно не понимают, что историческое знание первичное и непременное условие, без которого не бывает и правды художественной. Так Андрей А. Эшпай в конце своего сериала зачем-то цепляет цитату из Н. Карамзина о том, что русский народ почитает своего царя, которая кричаще противоречит всему тому, что мы видели на экране…

Кстати сказать, когда читаешь послания Ивана Грозного – живые, остроумные, пересыпанные глубокими мыслями, не потерявшими своего значения до сих пор, с использованием богословских истин и на широком историческом материале и видишь царя на экране в последних кинофильмах, невольно задаёшься вопросом: неужели этот падший, деградировавший морально и физически, с явными признаками безумия человек всё это писал?  Нет, это совершенно разные люди! Слово ведь не обманешь, слово является основным аргументом и доводом. И если не  берётся в расчёт оно, то тогда не берётся в расчёт и истина.

И если в сериале Андрея А. Эшпая «Иван Грозный» актёр Александр Демидов сыграл отвратительный образ царя, но сыграл убедительно и талантливо, то Пётр Мамонов в фильме Павла Лунгина «Царь» (Профит-Синема, СПЛ-Фильм, 2009) небрежно играет какого-то сумасшедшего придурка. А потому здравомыслящие зрители, не падкие на завлекательные пустышки, оценили эту идеологическую поделку П. Лунгина по достоинству. Несмотря на агрессивно-настойчивую рекламу, обещание небывалого кассового сбора,  они вынесли ему вполне справедливый приговор: «Для полной радужности картины не хватало только одного. Чтобы фильм получился выдающимся. Или хотя бы талантливым» (Александр А. Вислов, «Литературная газета», № 45, 2009).

Ивану Грозному «не повезло» не только в литературе, о чём свидетельствует, как мы видим, более, чем странная судьба его литературного наследия, но уже позже и в кинематографе, имеющем, как понятно, более действенное значение для формирования общественного сознания, чем книги.

Таким образом, если в исторической и популярной литературе хотя бы периодически появлялась апология Ивана Грозного, то в кинематографе этого, по сути, не происходит. Ведь кино – это производство, творение коллективное, а потому отстоять там свою индивидуальность и воззрения гораздо сложнее. Даже документально-публицистический сериал Андрея Петрова «Имя ему Иоанн» (СПб, 2007), вроде бы, созданный с позиций православных и патриотических, апологией Ивану Грозному не стал. Уже хотя бы потому, что чуть ли не третья часть ленты состоит из видеоцитат из кинофильма С. Эйзенштейна. Причём, как не подлежащие никакому сомнению достижения.

Поражаешься бесстрашию или легкомыслию авторов, выпускающих столь тенденциозные кинофильмы и книги, далёкие от исторической и просто человеческой правды. Видимо, они полагают, что это и есть творческая смелость. Но это вовсе не творческая смелость, а полная идеологическая зависимость от заказчика, ещё более жёсткая, чем в советское время. Таковой она остаётся и в том случае, если авторы не вполне её осознают. Хуже, если в эту идеологическую догматику они верят вполне искренне. Это уже беда и беда труднопоправимая.

Такой упрощённый подход к родной истории с явной идеологической установкой просто не захватывает всей сложности человеческой природы, всей её глубины и многообразия, которые только и могут быть постигнуты действительным искусством. Но вместо искусства нам предлагают пропаганду.

Между тем образ Ивана Грозного в искусстве опутан какой-то явной загадочностью и таинственностью. Известно, что у Ильи Репина, написавшего картину убийства Грозным своего сына Ивана, отсохла рука. Писатель Гаршин, позировавший художнику, покончил жизнь самоубийством, выбросившись в пролёт лестницы. Для замечательного актёра Олега Янковского, сыгравшего роль митрополита Филиппа в фильме Павла Лунгина «Царь», эта роль оказалась последней. После съёмок фильма актёр скончался. Да, был болен. Но как не думать о том, что тут стало главной причиной – болезнь или ложь, заложенная в фильме… Отступление от законов искусства и правды мстит и мстит беспощадно. Но такого рода  неотвратимое возмездие нынешним авторам, кажется, неведомо  вообще.

Царево молчание. Художник П.В.Рыженко. 2003.

 

У Ярослава Смелякова есть стихотворение «Кресло», об Иване Грозном. Приведу из него хотя бы некоторые строфы:

…В каком-то коридоре дальнем

Я увидал, как сквозь туман,

Ту келью, ту опочивальню,

Где спал и думал Иоанн.

 

Она бедна и неуютна,

И для царя невелика,

Лампадный свет мерцает смутно

Под низким сводом потолка.

 

Да, это на него похоже,

Он был действительно таким –

Как схима нищенское ложе,

Из ситца тёмный балдахин.

 

И кресло сбоку от постели –

Лишь кресло, больше ничего,

Чтоб не мешали, в самом деле,

Раздумьям царственным его.

 

…И я тогда, как все поэты,

Мгновенно, безрассудно смел,

По-хулигански в кресло это,

Как бы играючи присел.

 

Но тут же из него сухая,

Как туча, пыль времён пошла.

И молния веков, блистая,

Меня презрительно прожгла.

 

Я сразу умер и очнулся

В опочивальне этой, там,

Как словно, с дуру, прикоснулся

К высоковольтным проводам.

 

Урока мне хватило с лишком,

Не описать, не объяснить.

Куда ты вздумал лезть, мальчишка?

Над кем решился пошутить?

 

Этой меры ответственности перед людьми, народом, перед историей, за редким исключением, кажется, напрочь, лишены многие нынешние авторы как кинематографических, так и книжных поделок об Иване Грозном, как, впрочем, и  других страниц русской истории, всё ещё продолжающие «по-хулигански» шутить над ней….

Если это делается для самоутверждения, прокорма ради, то могли бы, найти и другую сферу приложения своих сил. Если же из умысла, то тогда мы просто обязаны назвать вещи своими именами и сказать, вослед за учёными, что это — «враждебная литературная традиция» — враждебная обществу, народу, стране, да и личности, так как, скажу и далее стихами Ярослава Смелякова:

 

История не терпит суесловья,

Трудна её народная стезя.

Её страницы, залитые кровью,

Нельзя любить бездумною любовью

И не любить без памяти нельзя.

 

Совершенно не случаен и о многом говорит тот факт, что новая волна «разоблачений» Ивана Грозного совпала и идеологически обострилась с очередной, «демократической» революцией нашего времени.

Казалось бы, никакой связи нет между столь далёким средневековьем и новой «демократической» «модернизацией» России. Но это далеко не так. Идеи долго живут в обществе. Такое совпадение «разоблачений» царя и новой революции свидетельствует об одном – личность Ивана Грозного содержит в себе нечто такое важное для исторической России и для самосознания народа, что для очередного революционного разорения страны представляла препятствие и даже опасность. А потому «разоблачители» царя в это время были заняты не исторической правдой и уж тем более, не постижением личности Ивана Грозного, а утверждением новой революционной идеологии, используя историю.

Сошлёмся лишь на некоторые публикации той поры, как наиболее в этом отношении типичные. Борис Парамонов, к примеру, озаботившись «отсутствием психологизма» в историческом познании, который может рассказать о человеке куда больше, чем факты, высказывает догадку о гомосексуальности Ивана Грозного, о его «бисексуальности». Потому-де царь уходит в мужское общество, опричнину, которая только «содомским грехом»  «характеризуется». («Загадка Ивана Грозного: гомосексуализм», «Звезда», № 6, 1993).

Такая «догадка» автору, видимо, затем и понадобилась, чтобы реанимировать давнюю идею о «моральной порче» Ивана Грозного. Ну и высказать главную, сакраментальную» мысль о том, что «Иван – это не традиция, не правило русское, а исключение, патология, психологический мутант типа русского патриархального властителя, царя».

Конечно, такое объяснение «психологического» облика царя не может считаться сколько-нибудь серьёзным. Необыкновенный темперамент царя, его эмоциональность, сопровождаемая порой и несдержанностью, его острый ум резко выделяли его из среды современников. Но эта его неординарность не даёт никакого повода к такому выводу, к какому приходит автор помянутой статьи, скорее даже заметки. Ведь вся его «концепция» строится на поминании о «содомском грехе». Автору позитивистского сознания трудно представить, что сознание средневекового человека было по преимуществу религиозным, что царь и его окружение постоянно обращались к библейским образам, и они в их устах значили далеко не то, чем в сознании нашего «догадливого» современника…

По всей видимости, это тот случай, когда человек о том и говорит, что у него болит. И даже тогда, когда для этого нет достаточного повода и причины. Ведь известно, что революционное сознание имеет психологическую связь с сексуальной  аномалией. Уже только потому, что по самой природе своей оно нарушает всякую традицию.

Доказательством же несостоятельности «психологизма» Бориса Парамонова является тот факт, что признаком «патологии» царя он выдвигает «острое сознание греха», которое у Грозного было действительно очень обострено. В то время как осознание своей греховности, как мы уже отметили, является первейшим признаком христианского самосознания. При этом степень греховности вовсе не соответствует степени её осознания и раскаяния, ибо в православии святые оплакивали свои добродетели, а не грехи. Таким образом, главное, о чём свидетельствует рассматриваемая нами заметка состоит в том, что она убедительно демонстрирует антихристианское миропонимание её автора. Это как раз и находится в русле нового «осмысления» личности Ивана Грозного. Состоит оно в том, что если ранее чаще говорили о «кровожадности» и «тирании» царя, то теперь – о якобы его искажённом христианстве… Однако, достаточно почитать сами послания Ивана Грозного, чтобы убедиться в том, что если у него и были какие-то «отклонения» от нормы, выделяющие его среди современников, то это, конечно, никому из них  недостижимая богословская и историческая образованность, острота ума и литературная одарённость…

Но были в начале нашего революционного, «демократического» времени и иные публикации, носящие внешне все признаки научности, за которыми просматривались самые наипростейшие революционные идеологемы. Это писания, как правило, скажу так, — «новых Курбских», как по образу мысли, так и  по образу их жизни. Ведь они и вразумляют нас, не понимающих всей прогрессивности их идей, из-за рубежа. Образцом такого рода «осмысления» нашей трагической истории является, к примеру, статья (главы из книги) Александра Янова «Истоки автократии» («Октябрь», № 8, 1991).

Призывая на помощь Аристотеля, Монтескье, Гегеля, других мыслителей, автор рисует цельное, можно сказать, идеальное устройство человеческого общества. Такое, где есть политическая оппозиция, но не та, которая ставит своей целью «персональные изменения на троне», но – «качественное изменение системы», основанное на альтернативной модели политической организации». Такое устройство, где  политическая оппозиция только и думает о том, как улучшить жизнь народа, сделать общество более совершенным, для чего выдвигает альтернативную и, конечно же, более лучшую его модель. Всё прекрасно. С тем лишь уточнением, что такого устройства, история человечества пока не знала. Оно существует в качестве «идеала», а точнее – в качестве идеологического оружия в борьбе за власть той же самой либеральствующей «политической оппозиции».

Но автор настаивает на реальности такого идеального устройства, утверждая, что даже в России, где, по его мнению, никакой «политической культуры народа» не было и нет, функция «политической оппозиции» всегда сохранялась, состоявшая в выработке альтернативных моделей политической организации общества, она является «органическим компонентом русского социального процесса».

Правда, эта «альтернативность» у автора довольно странная, так как в качестве идеала для России признаёт только и исключительно её «европеизацию». И далее, видимо, и сам того не вполне осознавая, он проговаривается, что успехом политической оппозиции в России был 1917 год. То есть крушение великой православной державы, стоившее миллионов человеческих жизней, оказывается, по мнению автора, успехом. Да, это можно считать успехом, если иметь ввиду не народ, а кучку политических авантюристов и эгоистов с непомерным самомнением… Тем самым А. Янов свидетельствует, что «политическая оппозиция» в России никогда не ставила своей задачей выдвижение альтернативного, более совершенного устройства общества, но только и исключительно – захват власти. Оппозиция же, если и необходима в общественном развитии, то в иной ипостаси. Во всяком случае, не в качестве альтернативы. А скорее – для многообразия мыслей, корректирующего исторически сложившийся порядок вещей, но – никак не для свержения его. Но в таком случае Иван Грозный опасаясь за русскую государственность и православную веру, приводя примеры из истории, как и почему рушились государства, был совершенно прав.

И действительно, в дальнейшем, вплоть до сегодняшнего дня, мы видим, что «политическая оппозиция» или как она называет себя интеллигенцией, оставалась и остаётся таковой.  Ведь интеллигенция в том виде, в каком она сложилась в России – единственное, нигде в мире больше не встречаемое образование. Это – не образованная часть общества, просвещающая народ, интеллектуально его окормляющая, но идеологически озабоченная. Разве революционные демократы ХIХ века не заложили окончательно «традицию»  не просвещать народ, а бороться с ним, изгоняя из общества веру? Хотя понятно, что ни один народ в истории человечества обойтись без религии не мог. В таком случае, что же такое они уготовляли своему народу? Это была действительно демократическая деспотия, а вовсе не «выработка альтернативных моделей политической организации общества»…

 

А это все потому, пытается убедить нас А. Янов, что такой «политическая оппозиция» стала со времён Ивана Грозного. И вообще все безобразия идут от его, как он оригинально называет, «опричной революции»: «Политическая оппозиция, как и множество других феноменов русской истории… берут своё начало от опричной революции Ивана Грозного». Оттуда берёт начало и «политическая эмиграция», — убеждает нас автор, намекая на измену князя Андрея Курбского, наиболее яркого её представителя.

Иван Грозный.

Скульптор М.М.Антокольский. 1871 г.

Но Курбский, как известно, бежал до введения Иваном Грозным опричнины. И суть даже не в этом, а в том, был ли он действительным политическим оппозиционером, хотя и стоял у истоков этого явления, позже названного «диссидентством»? Ведь причиной его бегства и измены были вовсе не гонения. В двадцать восемь лет – боярин, занимавший самые высокие воинские должности, он уж никак не был обделён царской милостью. К тому же вторая половина 1564 года, как отмечали учёные, отличалась затишьем в опалах. Причины его бегства и измены кроются в области духовно-мировоззренческой. Курбский был политическим оппозиционером лишь по форме, но не по существу, так как никаких альтернативных моделей устройства общества он не предлагал, никаких новых идей по более  эффективному управлению государством у него не было. Это главное, что и не позволяет его назвать представителем «политической оппозиции». Да, он явился родоначальником  оппозиции, но не в том идеальном виде, в каком её описывает А. Янов. А в её российском варианте, когда оппозиция борется против государственности как таковой, по определению, вне зависимости от её совершенства или порочности. И ставит себя во враждебное отношение к народу. Не брать в расчёт эту главную особенность «политической оппозиции», интеллигенции в России, значит,  описывать не существовавшее и реально существующее положение в обществе, а подменять их некой отвлечённой догматикой и схоластикой.

Если Иван Грозный совершал «революцию сверху», как утверждает А. Янов, мы должны уточнить, что мы разумеем под революцией вообще. Тем более, что за ХХ век в результате идеологического давления общественному сознанию навязано, что это – понятие, безусловно, положительное. Можно ли считать революцией радикальные действия Ивана Грозного по укреплению государственности и сохранению православия?

Разумеется, нет.  Вообще странная логика – государственника, глубоко верующего человека, придерживающегося традиционных ценностей, государственной и культурной преемственности называть революционером, а «политическую оппозицию», революцию затевающую, представлять, как вырабатывающую альтернативные и непременно более передовые пути развития…

В России революции всегда были исключительно разрушавшие существующий уклад жизни, не предлагавшие никаких альтернативных путей развития. То есть, имели цель только захват власти.  И только потом, на совершенных ими развалинах ценой неимоверных человеческих жертв и страданий созидались новые формы социального и государственного устройства, имеющие уже самое отдалённое отношение к тем идеям, с помощью которых революции совершались. Непременно наступает реставрация, преодолевающая эти революционные идеи и утверждающая уклад жизни,  основанный на традиционной вере, культуре и народном самосознании.

Но как раз народу, в описанном А. Яновым государственном устройстве не находится места. Современный публицист озабочен экономическим ограничением власти, то есть её ослаблением. Но главное – элитой, независимой от власти, причём, и экономически, и идеологически. Видит в идеологическом ограничении власти признак некой безусловной прогрессивности. К такому выводу можно прийти, лишь понимая идеологию упрощённо, как набор неких отвлечённых догматов, а не те мыслительные пути, по которым свершается исторически вся народная и государственная жизнь. Но в переводе с политического языка на человеческий, это означает, что управление государством должно быть незаконно передано кому-то, какой-то «элите», которая теоретически и лишь в идеале должна вырабатывать альтернативные пути развития, но которая, практически их почему-то никак не вырабатывает. Кстати,  таким незаконным, кулуарным органом управления при Иване Грозном и была «избранная  рада», им постепенно упразднённая… Кажется, что Иван Грозный глубже понимал значение и роль в человеческой жизни идеологии, то есть мысли и слова, чем его нынешние обличители. В первом послании Курбскому, он, прозорливо предрекая, что если тот пойдёт воевать вместе с новыми хозяевами, то придётся ему и церкви разорять, и иконы попирать, и христиан убивать, вдруг говорит о значении идеологии: «Где руками не дерзнёшь, там это сотворится из-за смертельного яда твоей мысли».

Таким образом, передавая идеологическое руководство в чьи-то руки, «независимой от власти элите», вместе с тем, передаётся и сама власть, остающаяся в жалком марионеточном положении. Перечитывая теперь статью Александра Янова «Истоки автократии», опубликованную в разгар «демократической» революции, трудно отстраниться от мысли, что она была вовсе не об Иване Грозном,  поскольку его эпоху описывает неточно, а скорее, содержала в себе сценарий нового «демократического» устройства России нашего времени… Прошедшие после революции годы, пока, к сожалению, это только подтверждают.

Альтернативное, взаимоисключающее друг друга противопоставление личности и государства явно проступающее и в статье А. Янова, является непременным элементом революционного сознания, того бездуховного сознания, которое первопричину всего видит вовне, а не внутри человека, не в его сознании, и не в его душе.  Не в несовершенстве человека, осознание чего подвигает его к совершенствованию, а всего  лишь в несовершенстве социального устройства. А потому всякого, кто отстаивает государственность, как неотъемлемую форму организации человеческого общества оно обязательно выставляет противником идеи личности, отрицанием личности вообще, хотя это далеко не так. При этом как бы не замечается, что противопоставление личности и государства неправомерно хотя бы потому, что без определённой государственной и общественной организации немыслимо проявление и личности. И потом степень совершенства государственного и общественного устройства является показателем культуры общества и народа.

Проявление личности адепты революционного сознания видят исключительно в бунте и протесте самом по себе, не имея иных способов заявить о себе. И вне зависимости от того, праведен этот бунт или нет.

Это, конечно же, догматика, доказавшая всю свою упрощённость в революционном ХХ веке. Логика тут проста и неизменна: «Государство, социальная тотальность все, а человек ничто, исчезающая величина, человек абстрактен, потому что частичен, а государство конкретно, потому что всеобще, тотально. Это и есть модель будущего тоталитаризма» (Борис Парамонов).

И тут сторонники декларативного предпочтения личности пред обществом и государством  попадают в странное, казусное и даже трагическое для них положение. Видя первопричину всего сущего вовне, а не внутри человека, декларируя идею личности, они  тем самым её отрицают… Потому они и декларируют идею личности, что она в их воззрениях, на метафизическом уровне, не находит себе места… Но — всякое сознание, исключающее полноту личности, её духовную природу, в конце концов неизбежно приводит к тоталитаризму.

Поразительная вещь – «разоблачители» Ивана Грозного исповедуют идеи его противников, которые сохраняются во времени, по сути,  в неизменном виде, несмотря на то, что прошедшее время уже давно доказало их ложность и правоту Ивана Грозного. Ну, скажем, в отрицании Ливонской войны,  как ошибочной, точнее – в геополитической ориентации России, в главном направлении её внешнеполитических усилий, которые во времена Ивана Грозного были «альтернативными»: на Запад (Ливонию) или же на Юг (Крымское ханство). Странно же в самом деле читать у Александра Янова, пишущего как ни в чём не бывало: «Для ведения страшной четвертьвековой Ливонской войны, не только ничего общего не имевшей с интересами системы, но и противоречившей этим интересам». Действительно ли такое суждение нашего современника продиктовано интересами «системы», страны и народа? Нет, конечно. Совершенно очевидно, что такое убеждение выходит из его западнических воззрений и ни из чего более, из того, что высшим и несомненным показателем цивилизованности России для него является только и исключительно её «европеизация».

Догматичность и идеологизированность такого рода убеждений очевидна. Выходит она из известного воззрения, согласно которому Восток  — это деспотия, мир «вне истории», обращённый в прошлое», это «мир без будущего».  В отличие, разумеется, от Запада, олицетворяющего прогресс и цивилизацию. Ну разве не деспотия это: «Утопить султана – прекрасная идея. Задушить налогового чиновника – ещё лучше. Но изменить образ правления? Непредставимо!» (А. Янов). А в Византии и вовсе творилось непредставимое:  «За тысячу лет существования Византии, например, 50 её императоров было утоплено, ослеплено или задушено – в среднем один каждые двадцать лет». И всё потому, что нет там конкурентной борьбы идей в отличие от западной цивилизации.

И если возмущённый таким «деспотизмом» читатель, деспотизмом, длящимся тысячелетия и находящимся «вне истории», всё-таки припомнит, что в демократических соединённых Штатах Америки только на его памяти столько раз убивали президентов, что их не так просто и сосчитать, а под именем демократии, как теперь в России, может совершаться такой грабёж, подавляться духовное достояние народа и достоинство личности, какие были немыслимы и при деспотиях, вам тут же напомнят о «политической культуре». То есть, рубили головы и в западных странах, но там был не деспотизм, а «абсолютизм». И вообще, там совсем по иным мотивациям рубились головы, по «политическим», а не «социальным». Именно так: «Абсолютизм – несмотря на множество конфликтов и постоянную, иногда жестокую и кровавую борьбу элит – боролся с аристократией как  феноменом политическим, а не социальным» (А. Янов). Словно, обречённой на отсечение голове, не всё едино по каким мотивациям она будет отрублена – по политическим и социальным, деспотическим или демократическим… Да, в лукавой идеологической терминологии Запад поднаторел под знаком цивилизации, в отличие от простодушного Востока… Но всё это можно выразить разве что словами А. Блока: «гуманистический туман»…

 

Продолжение следует