СЛОВО О КАДЕТСКОМ БРАТСТВЕ
ЯВЛЕНИЕ КАДЕТА
Раш Кавад (Константин) Багирович
В 1924 году бывший лекарь Белой армии Михаил Булгаков завершил роман «Белая гвардия». Писать его он начал в 1923м, на следующий год по исходе белых частей из Приморья, точнее, Русского Востока и через три года после массовых и ужасающих казней в Крыму белых офицеров. Публикация «Белой гвардии» явилась актом духовного бесстрашия и самоубийственного вызова властям, захватившим Россию. Булгаковская «Белая гвардия» как бы прокладывала путь «Тихому Дону» Шолохова.По мотивам «Белой гвардии» Булгаков написал пьесу «Дни Турбиных». Это была сага о белом офицерстве и первом после гражданской резни явлении в русскую жизнь кадета. Именно кадетом восприняли зрители 17-летнего Николку Турбина в белом кителе и юнкерских погонах. Кадет и юнкер слились в восприятии зрителей, как это в реальности происходило в Гражданскую войну. Кадет на войне поражал больше. Юнкер почти офицер в представлении простых людей.
Пьеса Булгакова была сразу же запрещена с угрожающей руганью. Рискуя многим, Станиславский положил много сил, чтобы добиться постановки Художественным театром «Дней Турбиных».
Так появилась пьеса, ставшая, без преувеличений, с учетом обстоятельств гулаговского жития, вершиной мировой сцены. Стержнем этого явления стали белые офицеры, и в центре их «кадет» Николка Турбин.
На премьере «Дней Турбиных», когда на сцене офицеры запели «Боже, Царя храни», произошло подлинное чудо. Через десять лет после 1917 года, несмотря на расстрельное время, весь зал как один встал и подхватил царский гимн. Это было что-то величественное, грозное и необъяснимое. Сам председатель Совнаркома Рыков присутствовал на премьере. После спектакля он в холодном поту влетел за кулисы с разносом и орал, что и он, большевик, вынужден был встать вместе со всем поющим залом.
Много раз посмотрит «Дни Турбиных» Сталин. Несомненно, «Белая гвардия» оказала глубочайшее воздействие на хозяина Кремля и предопределила серьезную перемену стратегии управления страной.
В разгар террора в центре Москвы, в двух шагах от Лубянки хор, поющий «Боже, царя храни», это подлинное чудо.
Запевалой этого чуда стал кадет «в белом кителе». На последующих спектаклях были приняты меры, чтобы конфуз с гимном не повторился, но воздействие спектакля на зрителей продолжало оставаться столь сильным, что заставляло власти нервничать.
Вот свидетельство постороннего зрителя, югослава Драгиша Васича, видевшего спектакль в 1927 году: «Вдруг посреди разговора на сцене появляется младший Турбин, Николка. Юный, упрямый, полный жизни, он в атмосферу благодушного настроения врывается подобно самой настоящей весенней буре… В новенькой униформе питомца Кадетского корпуса, в белом, как снег, кителе, еще почти дитя, он всех собою очаровывает. Полный одушевления, пьяный от счастья, вещает о своей осуществившейся мечте, о том, что скоро станет офицером. И вот, на радостях обнимает всех подряд, подходит к пианино. Голос его напрягается от волнения, он запевает «Боже, Царя храни». (Приехавший из Югославии Драгиш Васич не мог употребить иное слово, кроме «кадет». В это время Югославию волновали три русских кадетских корпуса, эвакуированных из Крыма в 1920 году генералом Врангелем. Югославы с восторгом и умилением встретили марширующие колонны кадет в белых рубахах под музыку своих духовых оркестров. Многие из этих юных рыцарей Белой мечты поступят в югославскую армию короля-витязя Александра I, выпускника Петербургского Императорского Пажеского корпуса – К.Р.) Я сидел в партере и с самого мига его появления почувствовал: в зале происходит что-то необъяснимое. Украдкой, как можно незаметнее, стал я наблюдать, и то, что увидел вокруг себя, действительно было необыкновенно. Всем лицам словно передалось единое выражение какой-то редкой, до слез трогательной нежности. По этому шевелению и возбужденности, по их невольному проявлению чувств было совершенно ясно: именно появление юноши в униформе, запрещенной десять лет назад, давно забытой, вдруг воскресило в них общую память о том, что навсегда ушло, что старо, но, по сути, продолжает принадлежать им. Все случилось мгновенно, нежданно, и я наблюдал их замешательство, возбужденное голосом мальчишки, что так искренне любил своего царя. Они озирались опасливо, тайком, стараясь, чтобы это их чувство никем не было замечено, и как бы стыдясь за самих себя. Но немного позже они успокоились и в тот же самый вечер, только в другой уже сцене, одушевленно рукоплескали победе над белыми…».
Хлопали неистово, дабы бессознательно скрыть от себя и окружающих только что пережитые опасно светлые мгновения. Хлопали в те годы на собраниях и съездах яростно, долго и исступленно. Даже при Нероне не отбивали ладоши в таком смертельном ужасе.
Но белые офицеры и «кадет» Николка Турбин начали через гений Булгакова и Станиславского незаметное духовное исцеление родного народа.
ЖЕРТВЫ ВЕЧЕРНИЕ
Россия встретила 1917 год, располагая 31 кадетским корпусом. Все они до единого не приняли февральский переворот, а старейший из них, основанный Петром I Морской кадетский корпус Цесаревича Алексея в Петербурге, пришлось разоружать силой. Гардемарины из лучших русских фамилий не признали насильственное отречение Государя Императора Николая II.
Три кадетских корпуса – Киевский, Одесский и Полоцкий – сумели к 1920 году пробиться в Крым к генералу барону Петру Врангелю. Два кадетских корпуса, Омский и Хабаровский, по приказу адмирала Колчака отступят до крайних пределов России, вольются в состав войск Белого Приморья во главе с генерал-лейтенантом Дитерихсом, затем с острова Русский с трудом пробьются в Китай.
26 октября 1922 года 35 кораблей Сибирской флотилии покинули Владивосток. На миноносце «Лейтенант Дыдымов» находился Иркутский кадетский корпус. На траверзе о. Цусима корабль попал в жестокий шторм и затонул. Кадеты, преподаватели, их семьи погибли. Перед гибелью миноносец поднял сигнал «Погибаем, но не сдаемся». Капитан идущего рядом транспортного судна не смог оказать помощь. Он на всю жизнь запомнил увиденное в бинокль: волны почти потопили корабль, а на боевом посту под флагом стоит маленький кадет, сжимая в руках винтовку. Последний кадетский корпус Императорской России, созданный по велению Николая II, не сделал ни одного выпуска.
Дело нашей чести установить в Иркутске памятник всем погибшим в походе.
Такова самая общая картина.
Но самая героическая и жертвенная часть кадетской судьбы приходится на время до 1920 года. Уже с ноября 1917 года тайные разговоры о неведомой Белой гвардии и непокорном Доне взволновали самые чистые и отважные души русских мальчиков. Со всех концов России, через фронты на Дон потянулись вслед за офицерами тайком кадеты, юнкера, гимназисты, студенты, реалисты, лицеисты, пажи и даже семинаристы.
Юнкера и кадеты бережно укладывали на дно чемоданов и вещевых мешков погоны с вензелями и названием родных корпусов и училищ, кокарды, фуражки, значки и шпоры, и вливались в белые боевые части.
Генерал Антон Туркул, автор лучшей военной прозы в истории русской литературы «Дроздовцы в огне», писал: «Мальчики-добровольцы… может быть, самое нежное, прекрасное и горестное, что есть в образе Белой армии».
Генерал Туркул, отвоевавший всю Первую мировую и Гражданскую войны, возглавивший Дроздовскую дивизию добровольцев, тысячи раз глядевший в лицо смерти, сознавался: «Как внезапно падало сердце, когда заметишь в огне, в самой жаре, побледневшее ребяческое лицо с расширенными глазами. Кажется, ни одна потеря так не била по душе, как неведомый убитый мальчик, раскинувший руки в пыльной траве. Далеко откатилась малиновая дроздовская фуражка, легла пропотевшим донышком вверх».
Все помнят в фильме «Чапаев» офицерскую психическую атаку каппелевцев с ружьями наперевес в белых фуражках, Это едва ли не самый яркий и волнующий эпизод во всем мировом кинематографе. Кстати, идущий в первом ряду с папиросой в зубах – это сам режиссер Георгий Васильев.
На всех этапах Гражданской войны белые уступали красным в восемь – десять раз. Психическая атака офицеров стала оружием против численно превосходящего противника и одновременно высшей формой жертвенного бесстрашия русских офицеров в служении России.
Но мало кто знает, что первую психическую атаку под Новочеркасском в 1917 году провели необстрелянные кадеты, гардемарины, юнкера и студенты и отбросили противника. Правда, потери юных белых рыцарей были велики.
Генерал Туркул скажет: «Русское юношество, без сомнения, отдало Белой армии всю свою любовь, и сама Добровольческая армия есть прекрасный образ… юности, восставшей за Россию».
Неопытные и беззаветные мальчишки несли потери в боях. Большой процент юношества во всех белых частях не остался незамеченным. Белое движение в народе стали звать «кадетским», не по политической партии двусмысленных профессоров, а по кадетам и юнкерам, придававшим Белой армии неповторимую выразительность.
Участник белой борьбы писатель из казаков Иван Родионов напишет позже книгу «Жертвы вечерние», где расскажет о том, как дети кадеты в Белой армии «отвечали своими поздними жертвами за ранние грехи своих отцов».
Погибла фельдфебель юнкерской батареи высокая красивая девушка в кавалерийской шинели княжна Черкасская. В бою она была спокойна и распорядительна. Ее отца, мать и брата расстреляли красные в ЧК. В последнем бою она стояла вызывающе между орудиями марковцев во время стрельбы картечью и разряжала карабин в наступающего противника, будто искала смерти. Сражена была княжна наповал и подкошенной упала на снег.
Во время Ледяного похода в конной атаке на Екатеринодар погибла прапорщица баронесса Де Боде.
Будущий митрополит Вениамин (Иван Федченков) признавал, что в Русскую армию Врангеля он пошел служить епископом под впечатлением жертвенности русских мальчиков. Их присутствие во всех боях было для него зримым подтверждением святости Белого дела.
Генерал-лейтенант барон Петр Врангель сразу осознал, что в лице самоотверженных кадет погибает в боях цвет русской нации. Он распорядился создать Крымский кадетский корпус и отправить с фронтов туда сражающихся кадет. В состав Крымского корпуса влили и прорвавшиеся кадетские корпуса из Одессы, Киева, Полоцка. Кадеты неохотно шли с поля боя в корпус, привязавшись к боевой семье.
В числе кадет нового корпуса оказалось сорок пять Георгиевских кавалеров. И до Гражданской войны было очевидно, что всеми своими победами на полях сражений со времен «потешных» Петра Великого Россия во многом обязана выпускникам кадетских корпусов. Но теперь в жестокой гражданской бойне миру открылось новое, неведомое ранее лицо России.
Свет исходил от кадет и юнкеров и их старших братьев офицеров – тоже бывших кадет. Теперь мы знаем: лучшее, что создала Россия за тысячу лет государственного бытия, – это кадетские корпуса и юнкерские училища как своеобразные монастыри и средоточие духа Святой Руси. Последующая судьба кадет в изгнании только подтвердила их миссию на земле.
Кадеты дали большое число иерархов Русской Зарубежной Церкви. В их числе боевой паж Добровольческой армии архиепископ Сан-Францисский Иоанн (князь Шаховской), глава Русской Зарубежной Церкви кадет-митрополит Виталий (Устинов), архиепископ Западно-Американский Иоанн (Максимович), выпускник 1914 года Петровско-Полтавского кадетского корпуса, причисленный к лику святых. Святитель Иоанн кадетом участвовал в торжествах 1909 года по случаю 200-летия Полтавского победы, которую Отец Отечества и всех кадет Петр I назвал Русским воскресением. Император Николай II велел участвовать в торжествах, которые он высочайше возглавил, всем полкам Русской армии, которые сражались на Полтавском поле в 1709 году.
Кадет Михаил Максимович из старинного рода дворян-малороссов на этих торжествах имел счастье стоять в одном ряду с Князем Олегом Константиновичем, числившимся в Полоцком кадетском корпусе. Великий Князь Олег погибнет в первом же бою в 1914 году. Брат Великого Князя Олега, Иоанн Константинович, прибыл на Полтавское поле с Лейб-гусарским полком. Со своими полками их братья – Великие Князья Игорь и Константин Константиновичи. Все трое братьев – боевые офицеры – вместе с Великой Княгиней Елизаветой Федоровной будут в 1918 году сброшены в шахту под Алапаевском. На празднестве в свите Императора их отец – Великий Князь Константин Константинович, начальник Военно-учебных заведений Империи, известный поэт «К.Р.», посвятивший кадетам и юнкерам чудесные стихи. Святитель Иоанн видел Государя в нескольких шагах от себя. Кадет Петровско-Полтавского корпуса Миша Максимович вспоминал на склоне лет о впечатлении, произведенном на него Государем: «…особенно неотразим был его взгляд, полный доброты и в то же время чего-то невыразимого».
Это невыразимое, должно быть, то, что в старину в народе определяли словом «кручина», как предчувствие своей судьбы. И далее кадет Иоанн (Максимович) замечает: «Народный подъем был огромный. Восторг при виде Царя неописуем. Украина была верна своему Царю».
На другой день кадеты надевали памятные бронзовые медали. На лицевой стороне медали – изображение Петра Великого в лавровом венке, на другой стороне слова Петра к войскам пред битвой: «А о Петре ведайте, что жизнь ему не дорога, жила бы только Россия».
Воспоминания святителя Иоанна (Максимовича) были особо драгоценны для всех кадет Русского зарубежья и, прежде всего, для воспитанников и наставников Русского Великого Князя Константина Константиновича кадетского корпуса. Кадеты благоговели перед ним не только как «отцом кадет» – с 1900 по 1915 год до самой смерти руководил учебными заведениями и готовил для них программы, — но и как отцом трех святых братьев-мучеников.
Кадеты Русского Великого Князя Константина Константиновича кадетского корпуса в Югославии гордо именовали себя «княжеконстантиновцами» и продержались в эмиграции дольше всех – почти четверть века, с 1920 по 1944 год. Они покинули Югославию с приближением советских войск.
Из Крыма в 1920 году в Югославию эвакуировались восемь кадетских корпусов. Позже туда прибудут с Русского острова, через Шанхай, еще два кадетских корпуса: Омский Сибирский Императора Александра I и Хабаровский графа Муравьева-Амурского.
Все они, разумеется, не были в полном составе после мытарств, боев и беженства.
Все прибывшие в Югославию кадетские корпуса свели в три кадетских корпуса. В первый – Крымский кадетский корпус – вошли еще ранее части Владикавказского и Полтавского корпусов. Но преимущественно Крымский корпус пополнялся за счет бездомных военных подростков. Еще в Крыму многие из них вновь убегали на фронт. Их возвращали силой, они убегали вновь, пока не находили последний покой в неведомых братских могилах. Крымский кадетский корпус просуществовал десять лет.
Вторым в Югославии обосновался в 1920 году Донской Императора Александра III кадетский корпус. Когда накануне Рождества 1919 года пал без боя Новочеркасск, столица донских казаков, Донской корпус походным порядком ушел на Кубань. Эпидемия сыпного тифа унесла
в могилу много кадет. Донской Императора Александра III расквартировали в Боснии в городке Горажде. Корпус возглавил боевой генерал Евгений Перрет – Георгиевский кавалер.
Особое восхищение вызывал уклад и дух Первого Русского Великого Князя Константина Константиновича кадетского корпуса. Базировался он сначала в Сараево, затем в Белой Церкви (Бела Црква). Еще в 1894 году из Дворянского полка был преобразован в Константиновское артиллерийское училище. Песнь этого полка стала гимном «княжеконстантиновичей». В трудные минуты они запевали, как общекадетский призыв, «Песнь Дворянского полка»:
Братья! Все в одно моленье
Души русские сольем,
Ныне день поминовенья
Павших в поле боевом.
«Княжеконстантиновичей» возглавил замечательный педагог и доблестный генерал Адамович Борис Викторович. Корпус много раз посещали выдающиеся военачальники Белой армии, писатели, а архиерей Русской Зарубежной Церкви Митрополит Анастасий записал после посещения корпуса: «Последний остался верен своим лучшим традициям и заветам своего Августейшего шефа, дух которого дышит в недрах всего корпуса, вдохновляя одинаково всех – начиная с достойного господина Директора и кончая младшим из кадет. Божие благословение да почивает по-прежнему над этим прекрасным рассадником военной доблести и широкого общего и военного образования, в котором мы видим один из залогов возрождения России».
С восхищением отозвался о Корпусе редактор журнала «Часовой» капитан Орехов, посетивший «княжеконстантиновичей» в предгрозовое время 17 марта 1939 года: «С чувством глубокого волнения пробыл несколько часов в Корпусе. Как я ни был подготовлен к восприятию «русского чуда» в Белой Церкви, я не ожидал увидеть того, что увидел. И с чувством гордости за Русское Имя я покидаю Белую Церковь, где создано и укрепляется гнездо для выпуска молодых орлов – будущих офицеров Армии Российской. Армия эта будет. Она воскреснет вместе с Россией. И Родина, одна только, сможет по достоинству оценить тот труд, настойчивость, энергию, которую вложили в родное для всех нас дело сначала незабвенный генерал Адамович, потом его достойный преемник генерал Попов».
В 1934 году в Белую Церковь пришло послание от великого русского мыслителя и духовного вождя Ивана Ильина, полное свойственных ему глубоких суждений: «В инстинктивном приспособлении к природным и историческим обстоятельствам, душа человека может усвоить себе способность червя, лисы, и хамелеона, – все вместе рабский уклад души. Вот этот-то рабский уклад души русский человек должен преодолеть в себе. Довольно раба. Русская душа должна приобрести уклад достойный и царственный, она должна выработать в себе национальный духовный характер… Для этого стоит жить и бороться».
В Русских кадетских корпусах сохранялся дух светоносного монастыря. В корпусах свято чтили традиции, начинали и кончали день молитвой, строили свои домовые церкви и создавали церковные хоры. В храмах строй кадет в белых гимнастерках стоял в непоколебимой и вдохновенной стройности, выработав, как сказал И. Ильин, «дух достойный
и царственный».
Митрополит Вениамин завершил свой жизненный путь в Псково-Печерском монастыре. В бытность епископом Русской армии генерал-лейтенанта Петра Врангеля он окормлял и кадетские корпуса в Югославии. Он вспоминал, как говел с кадетами Донского корпуса, расположенного тогда в городе Билече (Югославия): «Однажды после причащения пришли ко мне двое юношей, лет по 16-17-ти…Чистые, красивые. Постучались… Впустил.
– Что Вы пришли? – спрашиваю.
– Так!
Сели. Молчим… Они сидят тихие.
– Ну, как себя чувствуете? – спрашиваю.
– Хорошо-о, – отвечает один.
Другой добавил:
– Будто под Пасху!
Еще помолчали. И мне молча было радостно сидеть с ними. Потом один говорит задумчиво:
– И подумать только: за что Бог дал эту радость. Только за то, что мы исповедовались!
Посидели и ушли. А у меня осталось впечатление, будто у меня были настоящие
ангелы… И сейчас о них вспоминаю радостно».
Нравственный климат в корпусах был исключительно высок. Чужбина сплачивала русских мальчиков друг с другом и с офицерами-воспитателями и преподавателями. Кадетская семья держалась на юношеском максимализме в стремлении к подлинной дружбе и правде жизни. Основой жизни корпусов было братское подчинение младших старшими всех «выпуску», т.е. выпускной роте. В отделения к младшим назначались «дядьки» из старших. В Крымском корпусе в 1925 году дядькой у малышей был Александр Синькевич, будущий архиепископ Лос-Анджелесский и Калифорнийский Антоний.
Мальчишеский идеализм требовал неукоснительного исполнения традиционного мужского кодекса и дружбы на основе жертвенности, сострадания, патриотизма и взаимовыручки. Обман, доносительство, подхалимаж, разврат беспощадно выжигались. Никакие тайные организации, гомосексуализм или двурушничество были абсолютно немыслимы. Кадетские традиции делали корпуса на Родине и на чужбине совершенными светоносными территориями России. Никакие Ульяновы, Азефы, Бухарины в этом свете не выжили бы. Если правое государство, как говорят философы, — это сам Бог, стоящий в мире, то кадетские корпуса – это идеальные образы государства. Русские корпуса с времени «потешных» Петра и первого по сути кадетского корпуса (1701), пусть он поначалу назывался Навигацкой школой, основывались на дворянском благочестии, передававшемся из рода в род.
Кадеты дорожили своим миром и дружбой. В сокровенные уголки кадетской жизни не было доступа ни Военному министерству, ни самому министру просвещения, ни выдающимся военачальникам и даже любимым офицерам-воспитателям. Одним из проявлений кадетского самостояния были ночные чтения «Звериад», где незло высмеивались воспитатели и начальство. По преданию, первую «Звериаду» написал Михаил Лермонтов, будучи в училище гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров. «Звери» на языке кадет – это, разумеется, их любимые преподаватели. Такая разрядка была нужна кадетам хотя бы раз в год, в противовес суровой муштре. И вдали от Родины кадеты жили воспоминаниями о славных традициях Русской армии и ее юнкерских училищ и корпусов.
Все знали, что лейб-гвардии Павловский полк, вопреки Уставу, держал ружья «на руку» в память о доблестной атаке, когда павловцы встретили штыками наполеоновскую кавалерию и опрокинули ее. Те же павловцы и через сто лет носили на парадах кивера, простреленные пулями.
С замиранием сердца слушали кадеты рассказ о том, как на параде во время марша лейб-гвардии Егерского полка вдруг замолкал оркестр и слышен был целую минуту только бой барабана, в память о бое лейб-егерей, когда большая часть музыкантов была убита и оставшийся в живых 12-летний барабанщик продолжал бить дробь. В Павловском военном училище юнкер-часовой всегда стоял два часа, не шелохнувшись, и днем и ночью, хотя по уставу мог этого не делать, а расхаживать по площадке.
В вестибюле Петровско-Полтавского кадетского корпуса стоял памятник Петру Великому. Проходивший мимо Царя-преобразователя кадет в любое время суток, неважно, смотрит на него кто-либо или нет, обязан был отдать честь Императору с наивозможной лихостью, как живому.
1 марта, в день убийства Императора Александра II, во время подъема – барабанам не бить и горнистам не играть.
Без подобных традиций и воспоминаний жизнь военно-учебного заведения лишается обаяния и становится унылой и гнетущей.
В Югославии кадет и Русскую армию приютил витязь-король Александр I, бывший воспитанник Петербургского пажеского корпуса. Он лично посещал кадетские корпуса, предоставил им помещения и помогал, чем мог. В Белграде в Русском храме Святой Троицы хранились знамена и реликвии Русской Императорской армии. Под сенью этих знамен просил себя похоронить Главнокомандующий Русской армией генерал-лейтенант барон Петр Николаевич Врангель. При бомбежке авиацией НАТО Белграда в ночь с 22 на 23 апреля 1999 года Русский храм Святой Троицы значительно пострадал.
К февралю 1921 года на территории Югославии насчитывалось 215 колоний русских беженцев. Большая часть из них приходилась на православные земли.
Три кадетских корпуса Югославии в 1930-х годах слились в один – Первый Русский Великого Князя Константина Константиновича кадетский корпус. В 1944 году и он прекратил свое существование, и для всех кадет наступила эпоха, которую они выразили девизом: «Рассеяны, но не расторгнуты!
ЗАТВОРНИКИ БИЗЕРТЫ
На фоне чрезвычайных обязательств, выпавших на долю русских кадетских корпусов за рубежом, судьба Морского корпуса в Севастополе поражает исключительностью и трагизмом.
Три сухопутных кадетских корпуса в Югославии, как-никак, обосновались в православной среде братских славянских народов, по приглашению короля-витязя Александра I. Морской корпус вместе с Русской эскадрой оказался на самой северной оконечности Африки, в Тунисе у порта Бизерта, где когда-то располагался Карфаген – столица древней Финикии.
Само создание Морского корпуса в 1919 году в Севастополе среди сражений, беженства и разрухи говорит о жизненной силе флотского офицерства и русской душе Севастополя и Крыма.
Отношение к кадетам – беспощадный экзамен любого военного на подлинность. Военное юношество как бы проверяет офицера – пустышка ли он карьерная или питаем соками родной корневой системы.
У истоков героической пятилетней жизни Морского корпуса особо выделяются три подвижнические богатырские фигуры. Это прежде всего 40-летний епископ Русской Армии и Флота Вениамин (Федченков). В войне 1941-1945 годов он в сане митрополита Алеутского и Северо-Американского и как представитель Комитета помощи России будет иметь право входить с докладом к президенту США в любое время дня и ночи. А тогда, в 1919 году, в год открытия Морского корпуса в Севастополе, владыка Вениамин, ректор Таврической духовной семинарии, будет хиротонисан в епископа Севастопольского Вениамина, чтобы возглавить Военное духовенство воюющих Русской Армии и Флота.
Вторая выдающаяся личность, связавшая свою судьбу с кадетами и гардемаринами, — это вице-президент императорского производства (1913) Александр Герасимов – боевой портартурец, крупный морской артиллерист, суровый, властный, прямодушный сибиряк. То, что Петербург оказался неприступен в германскую войну, во многом заслуга императора Николая II и коменданта крепости Петра Великого вице-адмирала Герасимова. Крепость Петра Великого – это сотни фортов и батарей на островах и мысах, простреливающих фарватеры при входе в Финский залив.
Вице-адмирал Герасимов все четыре года в Бизерте будет возглавлять Морской кадетский корпус и с высоты форта Джебел-Кебир управлять Русским «княжеством» под Андреевским флагом на земле Туниса. Рослый, маститый адмирал в последний год будет даже преподавать кадетам математику. Он был честен и верен и не имел связей закулисных. Спустив в 1924 году Андреевский флаг, после признания Францией большевистского правительства Советской России, вице-адмирал Герасимов останется умирать в Бизерте, поблизости от русских могил.
В Севастополе, на холме, в белом красивом, с колоннами дворце недостроенного Кадетского корпуса сидел хранитель имущества и богатств Морского корпуса из Петербурга капитан 1-го ранга Владимир фон Берг, он же командир роты Его Высочества Наследника Цесаревича Алексея. В этой же роте должен был учиться, если бы не февраль 1917-го года, наследник царского престола.
Владимир Владимирович Берг был лучшим офицером-наставником Морского корпуса в Петербурге. Он увидел, как на рейде Севастополя бросила якорь красивая паровая яхта «Цесаревич Георгий», превращенная в легкий вспомогательный крейсер. От него отделился катер… Вскоре на холм по ступенькам взбежал стройный, широколобый, с открытым лицом и белозубой улыбкой морской офицер.
Владимир Берг сразу узнал в старшем лейтенанте своего бывшего петербургского кадета. Вспомнил, как в ротной зале, за желтой полированной конторкой засиживался кадетик в синей голландке с белыми погонами и корпел над таблицами по артиллерии зарубежных флотов. Теперь этот кадет Николай Машуков, всегда отличавшийся отвагой, религиозностью и упорством, стоял перед ним. Старший лейтенант Машуков сказал своему наставнику капитану 1-го ранга, известному чистотой сердца и верностью кадетам, что сделает все, чтобы Морской корпус в Севастополе открылся вскоре.
Владимир Берг не поверил своим ушам. До сих пор это никому не удавалось. Но чудо совершил старший лейтенант Николай Машуков, командир легкого крейсера «Цесаревич Георгий». Команда крейсера была под стать своему энергичному и храброму командиру. Экипаж «Цесаревича Георгия», прославленного по всему Югу России, состоял из беззаветных мальчишек – гимназистов, юнкеров, кадет, реалистов. Яхта действовала то как посыльное судно, то ввязывалась в бой. Машуков носился на своей вооруженной яхте между Таганрогом (штаб Деникина), Новороссийском, Севастополем и Керчью. Он обладал неотразимой пробивной способностью из-за исключительной честности и благородства порывов. Командующий Черноморским флотом контр-адмирал Саблин на открытие Морского корпуса в Севастополе выложил всю наличность флота – сто тысяч рублей. Деникин на достройку Корпуса дал несколько миллионов рублей. С рапортом Машукова к Деникину отправился начальник морских сил вице-адмирал Герасимов.
6 ноября 1919 года объявлен набор в Морской корпус на 260 вакансий. Деникин предложил Машукову, уже капитану 2-го ранга, возглавить Морской корпус. Но не таков был Машуков. Он сказал, что в Русском флоте Морской корпус возглавляют только выдающиеся адмиралы. На должность директора был назначен адмирал Ворожейкин, тот, который возглавлял Морской корпус на Неве при императоре Николае II.
Машуков удовольствовался статусом управляющего делами с сохранением за ним должности командира крейсера «Алмаз». Все знали, что отцом Корпуса является Машуков.
Корпус торжественно открылся 17 октября 1919 года. Флот ликовал!
Тем временем имя Машукова гремело на Азове, где он помогал в боях Слащеву-Крымскому. Машуков уже капитан 1-го ранга (это 22 февраля 1920 года). 10 августа того же 1920 года Врангель произвел Машукова в контр-адмиралы: «За отличную храбрость и неизменную доблесть Второго отряда кораблей, которого он был душою и начальником». Николаю Машукову тридцать лет. Он знал, что возродив Морской корпус, он утверждает бессмертие Петровского Русского флота.
Кадеты – символ юности флота.
Генерал барон Врангель просил вице-адмирала Кедрова возглавить Черноморский флот и спасти корабли, остатки Русской армии и беженцев. Кедров согласился, при условии, если штаб флота возглавит контр-адмирал Николай Машуков.
Кедров, боевой портартурец, начал японскую войну адъютантом адмирала Макарова. Затем его мундир украсит золотой аксельбант флигель-адъютанта Его Величества. Германскую войну он встретит флаг-капитаном бригады линейных кораблей.
Возглавлял Русский флот линейный корабль-дредноут «Генерал Алексеев». В Севастополе во время загрузки на борт серо-стального исполина «Алексеева» стремительно поднялись ладные гардемарины Морского корпуса. Они заняли на линкоре все узловые посты корабля от вахтенного мостика до снарядных погребов, орудийных башен, котельных и основных механизмов. Это школа Машукова в действии, вожака кадет со времен вооруженной яхты «Цесаревич Георгий». Матросам давно никто не доверял, и пришло время гардемаринской верности.
Во время перехода кораблей к Константинополю генерал Врангель своим указом силы Русского флота преобразовал в Русскую эскадру.
В декабре 1920 года в Тунисский порт Бизерта вошли 33 корабля Русской эскадры. На кораблях пять тысяч человек команды, беженцы и Морской кадетский корпус в полном составе, с офицерами и их семьями.
Свое детище до Бизерты довел контр-адмирал Машуков. Епископ Севастопольский Вениамин (Федченков) отслужил благодарственный молебен. В Югославии он будет духовником и законоучителем двух кадетских корпусов – Донского имени атамана Каледина и Первого Русского Великого Князя Константина Константиновича.
«Мы унесли с собой русский дух», — скажет контр-адмирал Машуков. Четыре года Морской корпус как военно-духовный орден моряков хранил «русский дух» в белом городе на берегу синего моря вдали от Родины.
Корабли под Андреевским флагом вошли каналом в обширную глубоководную бухту. На грот-мачтах русских кораблей развевались французские флаги. Тунис был под протекторатом Франции, и Русская эскадра со временем достанется Франции как оплата за расходы.
Русских разместили в тесных и грязных бараках деревушки Сфаят близ Бизерты. Морской корпус во главе с вице-адмиралом Герасимовым устроился рядом, на холме, в старом форте Кебир. Четыре года кадет с горном будил на рассвете форт Кебир и бараки Сфаята. День начинался и завершался молитвой. За эти годы Корпус выпустил более трехсот офицеров флота. Там же, у Бизерты, работала русская школа на пятьсот детей.
Первые месяцы, пока Морской корпус втягивался в учебный процесс, на плацу ежедневно маршировал, между занятиями, белый батальон кадет и гардемарин. В это же время покинутый Крым стал расстрельным полигоном для русских офицеров и с каждой пулеметной очередью палачей становился святой землей Святой Руси.
Мельгунов в книге «Красный террор в России» писал: «Ужасы картин кровавой расправы в Крыму не поддаются описанию, ни одна жестокая эпоха мировой истории не знала подобной оргии. Месяцами шла бойня. Смертоносное таканье пулемета слышалось каждую ночь до утра». Расстреливали белых офицеров, поверивших красным, что война закончена и пришло время примирения. В числе жертв был и сын Ивана Шмелева Сережа Шмелев. Им он посвятит роман «Солнце мертвых».
Морской корпус в Бизерте напряженно трудился. Отмечали Пасху и Рождество, с тоской среди пальм и оливковых рощ вспоминая о елках и искрившихся сугробах на родной стороне. Уверенно управлял своим спаянным княжеством в полтысячи человек вице-адмирал Герасимов. Продолжал воспитывать кадет капитан 1-го ранга Владимир фон Берг, обучая их морскому делу. Тысячу дел вела ангел-хранитель Корпуса, супруга адмирала Герасимова Глафира Яковлевна.
Главный праздник Корпуса в году, 6 ноября, День Павла Исповедника- покровителя Корпуса. После молебна и парада за общий стол садились все 320 кадет и гардемарин, 60 офицеров и преподавателей, 40 человек команды и 50 членов семей. За столом все – от грозного вице-адмирала Герасимова, отца Корпуса, до самого младшего кадетика. На столе непременный гусь. Он украшает стол от того дня, как на Павла Исповедника императрица Анна Иоанновна прислала кадетам к столу гуся.
Первым балом сезона в столице был когда-то бал в Морском корпусе.
Последний командир Русской эскадры в Бизерте – мужественный и изысканный контр-адмирал Михаил Александрович Беренс. Его родной брат, адмирал Беренс, станет в Москве правой рукой наркома флота Кузнецова и всегда будет ждать ареста.
Кадет Александр Манштейн станет старшим старшим лейтенантом и командиром эсминца «Жаркий».
29 октября 1924 года, после признания Францией большевистского правительства, на кораблях Русской эскадры спустят Андреевские флаги.
Александр Манштейн станет в Бизерте искусным столяром, контр-адмирал Беренс – корректором в типографии.
Свою работу они будут выполнять с дворянской честностью и простотой. Дочь Александра Манштейна, Анастасия Александровна Ширинская, посвятила свою жизнь памяти Русской эскадры, Морского корпуса и сохранению Православного храма в Бизерте.
В год 300-летия Русского флота 84-летняя Анастасия Александровна встретила 28 октября 1996 года в Бизерте группу русских моряков, прибывших из Севастополя на яхте «Петр Великий» почтить память русских моряков Бизерты.
В 1999 году вышла книга А. А. ШИРИНСКАЯ. БИЗЕРТА. ПОСЛЕДНЯЯ СТОЯНКА (М. Воениздат).
РАССЕЯНЫ, НО НЕ РАСТОРГНУТЫ
C 1920 года директором Первого Русского Великого Князя Константина Константиновича кадетского корпуса был боевой генерал Борис Викторович Адамович, бывший командир лейб-гвардии Кексгольмского полка и бывший начальник Виленского военного училища. Участник Русско-японской войны. В Германскую воевал во главе лейб-гвардии Кексгольмского полка и гвардейской бригады в 3-й гвардейской дивизии. С января 1916 года инспектор военных училищ при военном министре. Когда в 1920 году Адамович принял «сводный кадетский корпус» в Югославии, в него вошли преподаватели и кадеты Владимиро-Киевского и Одесского кадетских корпусов, а позже Крымский кадетский корпус. В 1929 году корпус переведен в Белую Церковь и пользовался особым покровительством короля-витязя Александра I, с которым Адамович был знаком еще по Петербургу. Генерал Адамович был многолетним автором известных русских военных изданий. При его личном участии в Сараево выпущены четыре сборника Русского кадетского корпуса, освещающие жизнь и историю кадетских корпусов. Первый Русский кадетский корпус – целиком детище генерал-лейтенанта Адамовича, и педагогическое творчество ставит его, генерала Адамовича, в один ряд с такими выдающимися русскими педагогами, как Константин Ушинский.
Борис Викторович Адамович составил для своих кадет, которым придется служить на чужбине, 67 заповедей для руководства в Корпусе и за его пределами до конца жизни. С 1931 года к нему в Корпус стали поступать кадеты, которые родились на чужбине и Россию знали только по рассказам родителей. Потому наставления Адамовича об облике кадета и его идеалах были сверхактуальны и оказали глубокое воздействие на кадет после 1944 года, когда Русский корпус погиб перед вторжением в Югославию Советской армии и следовавших за ней репрессивных органов Смерша.
Наставления генерала Адамовича актуальны и сегодня для всех кадетских корпусов, возникших в России после 1991 года.
Есть смысл, в связи с этим, привести отрывок из речи генерала Адамовича на одном из юбилеев в Русском корпусе: «Так и наш Корпус, оторванный от Родины, учит вас горячей, и крепче, и сознательней любить свою Родину-мать и весь национальный уклад русской жизни. В этом обострении чувства национальности – наша первая особенность и первая утеха и счастье в несчастье беженства. Другая наша особенность и наше другое счастье в несчастье – восприятие нами славянской идеи как прямое последствие длительной жизни среди братских славянских народов. Третья наша особенность и третье счастье Русского кадетского корпуса – воспитание вас в здоровой материальной скромности, посланной русскому беженству… Школа должна быть чиста, светла, удобна, приспособлена, но не должна быть роскошна».
Собственно последнее суждение Адамовича верно для любого аристократического типа воспитания. Роскошь и излишества сопутствуют плебейству. Русские кадетские корпуса на Родине и на чужбине остались верны дворянским идеалам простоты и благородства. Генерал Адамович тогда продолжал: «Духу нашего Корпуса дорого его кадетское имя. Нам дороги наши погоны, кокарды, знамена – весь наш русский строй и уклад, мы не хотим их ничем заменять… Корпус воспитывает вас и готовит не для личного вашего счастья и не только для службы общему благу, но для службы народу, нации, государству, пусть вы найдете счастье лишь в счастье России, для этого нужно в вас воспитать и корпус воспитателей: стремление к доблести, самоотверженности, альтруизму, порядочности и благородству. Основная идея Русского кадетского корпуса выражена в надписи у входа: «Помните, чье имя носите. Вы носите имя России».
Выдающийся педагог генерал-лейтенант Борис Викторович Адамович ушел из жизни в 1936 году, оплаканный кадетами всех выпусков. В 1944 году Первый Русский кадетский корпус, вобравший в себя все кадетские корпуса Зарубежья в Белой Церкви, перестал существовать. Там наступило карательное время Смерша.
Кадеты успели унести знамена и разошлись по миру. Теперь их девизом на последующие десятилетия и до сего дня стал девиз: «Рассеяны, но не расторгнуты!»
Встречи свои они начинали с любимой и проникновенной «Песни Дворянского полка»:
Братья! Все в одно моленье
Души русские сольем.
Ныне день поминовенья
Павших в поле боевом.
Но не вздохами печали
Память храбрых мы почтим:
На нетленные скрижали
Имена их начертим.
Вот каким дееписаньем
Царь Отец нам повелел
Сохранять воспоминания
Православных ратных дел.
Вот нетленные уроки.
Братья! Мы ль их не поймем,
К этим строкам новы строки
Мы не все ли принесем.
Братья! Все в одно моленье
Души русские сольем.
Ныне день поминовенья
Павших в поле боевом.
По окончании Второй мировой войны судьба разбросала кадет по разным странам мира. Но где бы ни появлялись бывшие кадеты, они первым делом искали своих однокашников. Каких бы карьерных успехов ни достиг кадет или какие бы невзгоды ни выпали на его долю, для его товарищей по Корпусу не это было рангом. Высшей ценностью для кадет до конца жизни оставался тот образ и те нравственные качества, которые кадет продемонстрировал за восемь лет пребывания в Корпусе, ибо только жизнь в стенах Корпуса и его правда считались в их среде истинным бытием.
Объединения кадет возникли в США, Канаде, Бельгии, Франции, Бразилии, Аргентине, Венесуэле, Югославии, Австралии. С 1967 года кадеты стали съезжаться на свои традиционные съезды со всего мира. Они издают свой журнал «Кадетская перекличка». Верность кадетскому братству оказалась сильней любых обстоятельств. Многие выросли в Корпусе без родителей, тем сильней была их любовь к военному русскому товариществу. Кадеты заботились друг о друге, собирали свои общественные кассы. Помогали, чем могли, своим престарелым преподавателям, оставшимся на чужбине без пенсии. Они заботились о своих учителях, заменивших им родителей. Закрывали им глаза и отпевали их, когда приходил час кончины. Кадетство стало подлинным военно-духовным православным братством.
После 1991 года наиболее самоотверженные кадеты стали туристами проникать в Россию, чтобы своими глазами увидеть, наконец, Родину своих предков и страну, о которой они «горячо мечтали». Их особенно волновали возникающие в России кадетские корпуса на Дону, в Москве, Новосибирске.
В 1996 году в Калифорнии, в Санта-Розе, состоялся XV Общекадетский съезд. На него впервые были приглашены директора и кадеты из недавно основанных корпусов в Новочеркасске и Краснодаре. Как всегда, казачьи земли проявили наиболее сильную историческую память, а значит жизнеспособность. Тогда же, на XV съезде, решили воплотить, наконец, мечту всех поколений кадет и провести XVI Общекадетский съезд в новой России – в Петербурге и Москве. Такой исторический съезд собрался в августе 1998 года, неделю в Петербурге и неделю в Москве. Знаменательно, что съезд состоялся на 80-ю годовщину начала Белого движения.
На XVI Общекадетский съезд в Петербург прибыли 42 кадета с семьями и друзьями. Через неделю в Москву прибыли 141 человек. Открывая съезд, выпускник Первого Русского Великого Князя Константина Константиновича кадетского корпуса, сын белого офицера Алексей Борисович Йордан с дворянской прямотой заявил: «Мы духовные наследники Белых Воинов. Наш девиз выражен словами Государя Императора Николая II: «Только та страна и сильна, которая свято чтит заветы родной старины».
Съезд открылся в Мраморном дворце, где родился любимец кадет, поэт Великий Князь Константин Константинович, чьи стихи «Наш полк», «Кадету», «Юнкеру» кадеты знали наизусть. Потом были совместные парады в Петропавловской крепости, встречи в Нахимовском и Суворовском училищах. В празднествах участвовали представители и вновь возникших российских кадетских корпусов. Их явление на русской земле едва ли не самое поразительное чудо уходящего столетия, сопоставимое с русским национальным чудом, происшедшем на полуострове Галлиполи в 1920 году.
Участники съезда отслужили молебен над могилами Святого праведного Иоанна Кронштадтского, генералиссимуса князя Суворова, фельдмаршала князя Кутузова и Великого Князя Константина Константиновича.
Игорь Андрушкевич, глава Аргентинского сообщества кадет, был Председателем Президиума предыдущего XV съезда кадет. Андрушкевич, в известном смысле, идеолог кадетского движения. На съезде в Петербурге он сказал: «Нас часто спрашивают: в чем была главная цель благородного дворянского воспитания? Одна из основ – уважение к женщине, запрет на хамство и служение Родине… Аргентинское объединение, некогда насчитывало 180 кадет, а теперь нас осталось 18. Я самый молодой, мне 71 год, и я его председатель. Но даже если я останусь один, все-таки буду служить России. Когда я родился, это было в 1927 году в Белграде, отец сказал: «Мальчик?.. Слава Богу. Значит, будет служить Вере, Царю и Отечеству».
Вот в Советской России долго считалось, что дворяне – это праздная знать, привилегированное сословие. На самом деле-то единственная привилегия дворян состояла в том, что они платили налоги своей стране кровью своих детей. У моей матери было семь братьев, и все они вместе с моим отцом ушли на фронт в первый же день Первой мировой войны. Женщины провожали их на станции, и мать строго сказала: «Жены, матери и сестры дворян, которые идут воевать за Россию, прилюдно слез не проливают. Поплачь дома в подушку, а народ твоих жалоб на судьбу слышать не должен. Долг и честь служилого сословия – кровь за Родину проливать».
Далее Андрушкевич продолжал: «Двое из моих дядьев были убиты, остальные все ранены. Один из них семнадцать раз. Отца ранили четырежды, он лежал в госпитале, когда Ленин за 50 миллионов золотых марок подписал Брест-Литовский пакт о капитуляции перед Германией. Недолечившись, отец тогда сбежал из госпиталя».
Ключевую роль в проведении XVI съезда кадет в России сыграла семья Йорданов, отец и сын. Старший Йордан, Алексей Борисович, руководитель Нью-Йоркского объединения кадет, посвятил кадетскому движению всю жизнь и всю жизнь мечтал передать юношеству на исторической Родине традиции и идеалы императорских кадетских корпусов. Мечта Алексея Борисовича Йордана, финансиста из Нью-Йорка, сбылась в 1998 году. Он был Председателем XVI съезда и вел его успешно и не без блеска. Существенную помощь Российскому кадетскому движению оказывает его сын, русско-американский банкир Борис Йордан.
Алексей Йордан – выпускник Русского Великого Князя Константина Константиновича кадетского корпуса. Во Франции он закончил университет и в США стал работать в сфере финансов, хотя, как сознался: «Не считаю это своим призванием».
Если бы финансы в XIX веке стали призванием дворянского сословия, Императорская Россия и поныне была бы несокрушима, и сегодня в пределах России проживало бы 500-600 миллионов конкурентоспособных русских из дружных и многолюдных семей.
За рубежом русские эмигранты дали тысячи честных и талантливых инженеров из плеяды Рябушинских, Сикорских, Зворыкиных. Но более всего прославились танцовщиками, живописцами, певцами и всяческой богемой. Прошло 70 лет. Рухнул советский режим, и из почти миллионов отборных русских эмигрантов ничего не осталось. Некому вернуть ся на Родину в Россию. Дети эмигрантов во втором, третьем поколении заговорили не по-русски. Верность России сохранили только кадеты и священники. «Русские сезоны» растаяли, как дым. Русская эмиграция дала много талантов, но, увы, ни одного миллиардера. Эта тенденция началась давно. Вслед за дворянами заэстетствовали и русские купцы и промышленники. Вместо того чтобы строить дороги, заводы и создавать национальную финансовую элиту из молодежи в закрытых учебных заведениях, они волновались у пыльных кулис и давали деньги на разрушение государства.
Чтобы завоевать миллиарды, сохранить и умножить их, нужна крепчайшая семья, здоровый клан и духовная дисциплина. Деньги таинственная и даже грозная сфера – она отторгает даже очень одаренных хлестаковых и дягилевых.
Если Алексей Йордан, совсем не имея влечения к финансам, все же занялся ими, а позже приохотил к этому делу трех своих сыновей, ставших талантливыми финансистами, если, повторяю, он, Алексей Борисович Йордан, сделал это сознательно, что вполне возможно при его религиозном патриотизме, то он, возможно, первый по значимости русский эмигрант после 1917 года и, пожалуй, самый достойный сын России за рубежом. Ибо выбранный им путь единственно спасительный для возрождающейся России.
Разумеется, по американским масштабам Йорданы скромные финансисты. Но здесь важен не капитал, а выбранный путь. В наших обстоятельствах русские финансы – сугубо дворянское дело и единственно победоносное. Сам Алексей Йордан вспоминал во время XVI съезда: «Моя семья тесно связана с Петербургом. Отец вместе со своим братом окончил Пажеский корпус, потом служил в лейб-гвардии Его Величества Уланском полку в Варшаве, учился на курсах Императорской Николаевской Академии Генерального штаба. Участник Первой мировой войны, а потом и Добровольческой армии. В 1920 году эмигрировал в Югославию. Мать моя – урожденная Гудим-Левкович, родилась в имении под Киевом. Окончила Киевский институт, а в войну стала сестрой милосердия, получив две Георгиевские медали в Первую мировую войну и еще две – в Добровольческой армии. В нашем роду было семь генералов, так что отец (они уже жили в Югославии) сознательно записал меня в Кадетский корпус, а сестру – в Институт благородных девиц. Сестра потом вышла замуж за внука того самого доктора Боткина, который был расстрелян в Екатеринбурге вместе с Царской Семьей. А я женился на Марии Александровне Шишковой, которая является родственницей известного адмирала Шишкова, статс-секретаря императора Александра I в 1812 году, а позже бессменного Президента Академии наук. Дом на Большой Морской, где сейчас размещается Союз архитекторов, некогда принадлежал Александру Александровичу Половцеву, двоюродному брату моей бабушки, которая училась здесь в Смольном институте. А дед мой похоронен на Волковом кладбище».
Заседания XVI кадетского съезда проводили попеременно в залах Мраморного дворца, Нахимовского училища, Артиллерийского музея. Вторую неделю XVI Всемирный съезд русских кадет проходил в Москве.
Белые кадеты в 1998 году без единого выстрела заняли обе столицы, на радость новых российских кадетских корпусов. С духовно-стратегических позиций XVI съезд кадет в России, возможно, самое крупное событие после 1917 года.
Самым поразительным феноменом Белого воинства за рубежом, а особенно в среде кадетства, было неуклонное и ежедневное возрастание влияния Православия и монархизма на души и умы русского рассеяния. Кадетские корпуса в связи с этим стояли несокрушимыми твердынями – монастырями подлинно русского духа.
Еще в беспримерном по мужеству Ледяном походе эти мотивы внешне не просматривались. Еще до Ледяного похода в боях за Новочеркасск, во время первой психической атаки офицеров, юнкеров, гардемаринов и кадет, белые понесли потери. За ранеными ухаживала, в числе медицинских сестер, и дочь генерала Лавра Корнилова, Наталия Лавровна. Тогда стекавшее на Дон Белое воинство, по Марине Цветаевой, к «Лебединому Стану», еще делилось на «монархистов» и «республиканцев». Гвардейские офицеры, и особенно гардемарины, были в числе ярых монархистов. Наталия Лавровна, перевязывая раненых, говорила, что, она «республиканка», и, улыбаясь, добавляла: «Как и мой папа». При этих словах сестры милосердия два раненых гардемарина в палате скрежетали зубами и мука пробегала по их лицам. Они просили врача, чтобы Наталия Лавровна впредь за ними не ухаживала.
От боя к бою Белая армия все более проявляла свою «русскость» и «монархизм». Два этих понятия неразделимы. Приняв после Деникина командование, генерал барон Врангель переименовал Добровольческую армию в Русскую армию, назначив ее духовным наставником епископа Севастопольского Вениамина. После гибели в Екатеринбурге Царской семьи тихая мощь покаяния властно овладевала сердцами сражающейся армии, присягавшей царю. От кадета, гардемарина, юнкера все без громких слов, в душах своих, поставили Царя-мученика на отцовское место Государя.
Когда в ноябре 1920 года из Крыма ушли переполненные 126 кораблей со 100 тысячами воинских чинов и 36 тысячами штатских, женщин и детей и стали на рейде Константинополя, удрученные горем исхода не смогли осмыслить, что из России ушла лучшая армия за тысячелетнюю ее историю, а может быть, и лучшая в мире армия. Тогда Русскую эскадру с Морским корпусом отправили в Бизерту. Это, несомненно, было трагической ошибкой. Морской корпус нельзя было отрывать от армии. Он мог бы, при известной настойчивости, разместиться в одном из портов Черногории.
Казаков временно разместили на острове Лемнос. Армия расположилась на каменистом полуострове Галлиполи, у входа в Дарданеллы. Именно на Галлиполи произошло русское национальное чудо преображения Русской армии.
Регулярные части были сведены на Галлиполи в 1-й Армейский корпус под командованием железного генерала Кутепова, последнего командира Преображенского полка. «Союзники» делали все, чтобы расчленить, разоружить и распылить Русскую армию, лишить ее силы и единства. Под властной рукой Кутепова армия стала отходить от мира беженства. На генерала Врангеля шел непрерывный нажим со стороны «союзников». Генерал Врангель проявил в этих условиях беспримерную стойкость, благородство и такт. Русское воинство жило впроголодь, под холодными дождями, без топлива, в продуваемых ветрами палатках и бараках, не залечив раны. Именно в этих жутких условиях беженства, на чужом берегу, русское офицерство и рядовые сели по-братски к общему котлу, постирали и залатали обмундирование, почистили оружие, создали новые хоры и впервые с религиозным воодушевлением запели «Боже, Царя храни!» в едином порыве. Это стало «галлиполийским чудом». Армия, обстрелянная беспощадной шестилетней войной, преобразилась.
Скоро «союзники» на себе почувствовали это военнодуховное преображение. Как-то в Галлиполи французский патруль задержал двух русских офицеров и сопроводил их во французскую комендатуру. Вскоре к французскому коменданту прибыл сам начальник штаба корпуса и потребовал немедленно освободить русских офицеров. Комендант отказался и вызвал караульную роту в ружье. Начальник штаба Кутепова не дрогнул и послал за подмогой. Когда в комендатуру ворвались две разъяренные роты юнкеров, сенегальская рота разбежалась, бросив два пулемета. После этого инцидента французы перестали посылать патрули в Галлиполи.
Встревоженные воинственным настроем Русского корпуса, французы потребовали сдать оружие, на что Кутепов решительно ответил, что оружие у Русского корпуса можно отнять только силой. Французы стушевались. Когда поползли слухи, что «союзники» собираются арестовать неукротимого генерала Врангеля, весь корпус стал в ружье и, в случае насилия над своим вождем, готов был ночным маршем двинуться на штурм и освободить его.
Один из великих Белых воинов, поручик Владимир Гранитов до своей кончины в 1999 году возглавлявший Русский Обще-Воинский Союз (РОВС), по случаю событий на Галлиполи привел впечатление представителя Земского союза городов С.В. Резниченко, после его посещения на полуострове 1-го Армейского корпуса.
Вот оно: «Совершилось русское национальное чудо, поразившее всех без исключения, особенно иностранцев, заразившее всех непричастных к этому чуду и, что особенно трогательно, неосознаваемое теми, кто его творил. Разрозненные, измученные духовно и физически, изнуренные остатки армии генерала Врангеля, отступившие в море и выброшенные зимой на пустынный берег разбитого городка, в несколько месяцев, при самых неблагоприятных условиях, создали крепкий центр русской государственности на чужбине, блестяще дисциплинированную и одухотворенную армию, где солдаты и офицеры работают, спят и едят рядом, буквально из одного котла, армию, отказавшуюся от личных интересов, нечто вроде нищенствующего рыцарского ордена, только в русском масштабе, величину, которая своим духом притягивает к себе всех, кто любит Россию».
Галлиполи расставил всех по своим местам.
Тем временем осмысление пережитой катастрофы шло во всех слоях русского беженства. Церковный собор Русской Православной Церкви за Рубежом (Югославия, Сремски Карловцы, 1925 г.) объявил монархию «достоянием Церкви».
В 1930 году в северном предместье Парижа был основан Кадетский Императора Николая II корпус-лицей. Директором его стал генерал В.В. Римский-Корсаков. Тот самый генерал, который до 1917 года возглавлял 1-й Московский Императрицы Екатерины II кадетский корпус, а в 1920 году стал директором Крымского корпуса. Почти каждый воспитатель корпуса был Георгиевским кавалером. В 1939 году корпус переехал в Версаль. Кадеты носили алые погоны и фуражки с алым же околышем и кокардой. Версальский Императора Николая II кадетский корпус вобрал в себя лучшие учебные программы и лучшие традиции русских кадетских корпусов, а именно: любовь к Родине, верность Православию, правдивость, выправку и честь. С годами воспитанников становилось все меньше, война раскидала их родителей по миру. В 1959 году корпус переехал в город Дьеп, но все же Кадетский Императора Николая II корпус сумел героически просуществовать вплоть до 1964 года.
Кадетские корпуса, девичьи институты, русские гимназии, бесспорно и тогда, и по сей день остаются по учебным программам, укладу, чистоте и возвышенности идеала лучшими в мире русскими средними учебными заведениями. Их программы и идеалы еще не востребованы новой Россией.
Как бы ответом на общее настроение русской эмиграции явилось создание в Брюсселе Храма-памятника Императору Николаю II и его августейшей семье. В связи с этим участвовавший в освящении храма святитель Иоанн (Максимович) – бывший кадет Петровско-Полтавского корпуса – сказал: «Убийство легло на совесть и душу всего народа. Виноваты все в той или иной степени: кто прямым мятежом, кто его подготовкой, кто изменой и предательством, кто оправдыванием или использованием его выгод себе. Убийство Царя-Мученика есть прямое следствие их. Кровь Его на нас и на чадах наших (МФ. 27, 25). Не только на современном поколении, но и на новом, поскольку оно будет воспитано в сочувствии к преступлениям и настроением, приведшим к цареубийству. Лишь полный духовный разрыв с ними, сознание их преступности и греховности и покаяние за себя и своих предков освободят Русь от лежащего на ней греха.
Храм-Памятник зовет к сему, он вещает нам о сем. Этот Храм – свеча от всего Русского зарубежья за Всероссийского Царя-Мученика, за Царскую Семью и за всех пострадавших за годы лихолетья…»; и там же: «Для возрождения России напрасны все политические объединения: России нужно нравственное обновление русского народа».
Ничего так жгуче не желали кадеты на чужбине и ни о чем так страстно не молились, как о том, чтобы опыт их жизни и страданий, их учебные программы и идеалы были восприняты юношеством их далекой Родины. Многие из них никогда не видели России, но тем пламеннее любили ее, как любят невидимого Бога. Сразу после 1991 года они, скопив свои честные пенсионные деньги, устремлялись в Россию. Первым делом они шли в Суворовские и Нахимовские училища, где всем сердцем напряженно искали родственные кадетские черты.
Бывший кадет Борис Плотников писал в журнале «Кадетская перекличка» (№ 55-56) в статье «С кадет начнется возрождение России»: «Молодежь, в будущем расскажите вашим детям про кадет, про кадетские корпуса за границей! Расскажите про неравную борьбу кадет старой России, как они поголовно «ринулись отважно в бой за честь родного края». Расскажите, что только в Крымском корпусе учились 45 георгиевских кавалеров, один из которых IV, III и II степеней, а четверо IV и III степеней.
Корпус приобщил меня к прекрасной и единственной русской литературе. У Тургенева есть маленькое стихотворение в прозе, тоже пророческое. Оно актуально и сегодня. Это стихотворение мы заучивали наизусть. И каждый русский должен его знать: «Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей Родины – ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык! Не будь тебя, как не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома? Но нельзя, чтобы такой язык не был дан великому народу!»
При керосиновой лампе (у нас не было электричества), у потухшей печки (у нас не было дров), в бедной обстановке, часто голодные, мы себя считали героями неравной борьбы и пели такие песни:
Вечерней порой, сомкнувшись в строю,
Поем мы негромкую песню свою
О том, как в далекие степи ушли
Мы, дети безумной, несчастной земли.
И в подвиге видели цель мы одну
Спасти от позора родную страну.
Пугали нас вьюги и холод ночной,
Недаром нам дался Поход Ледяной!
Многие из кадет потеряли в войну родителей. Любовь к России слилась для них в любовь к гнезду, к Родине и неведомым родителям.
И часто слышала кадетская фуражка,
Как мы выплакивали горести свои.
Великий и до сих пор не понятый роман «Белая гвардия» начинается со слов: «Велик был год и страшен год по рождестве Христовом 1918, от начала же революции второй…»
Дружина полковника Феликса Най-Турса из полутораста юнкеров и трех прапорщиков противостояла лавине петлюровской конницы. Полковник среднего роста, черный, гладко выбритый «кавалерист с траурными глазами», в полковничьих погонах, Най-Турс, бывший командир эскадрона бывшего Белгородского гусарского полка. Полковник, окруженный петлюровцами, решил ценой собственной жизни спасти своих юнкеров.
«Раздался картавый, но громоподобный голос Най-Турса:
– Юнкегга! Слушай мою команду: сгывай погоны, кокагды, подсумки, бросай
оружие! По Фонагному пегеулку сквозными двогами на Газъезжую, на Подол! На Подол!! Гвите документы по догоге, пгячтесь, гассыпьтесь, всех по догоге гоните с собой-о-ой!
Затем взмахнув кольтом, Най-Турс провыл, как кавалерийская труба: По Фонагному! Только по Фонагному! Спасайтесь по домам! Бой кончен! Бегом марш! Най-Турс с размаху всадил кольт в кобуру, подскочил к пулемету у тротуара, скорчился, присел, повернул его носом туда, откуда прибежал, и левой рукой поправил ленту. Обернувшись к Николке с корточек, он бешено загремел:
– Охлох? Беги!
– Не желаю, господин полковник, – ответил он суконным голосом, сел на корточки, обеими руками ухватился за ленту и пустил ее в пулемет».
Семнадцатилетний юнкер Николай Турбин с унтер-офицерскими погонами в белую нашивку. На левом плече Николки остроугольный трехцветный шеврон. Полковник Най-Турс и юнкер Николай Турбин приняли неравный бой, прикрывая огнем уходивших юнкеров. Получив пули в голову и грудь, полковник Най-Турс опрокинулся навзничь и, теряя сознание, прохрипел Николке:
– Бгостье гегойствовать к чегтям, я умираю…
Ночью Николка зажег верхний фонарь в своей угловой комнате и вырезал у себя на двери большой крест и изломанную надпись по ним перочинным ножом: «п. Турс.14-го дек. 1918 г. 4 часа дня».
Это был эпический эпизод боя «за други своя», коих за время той войны было многие тысячи. Офицеры и кадеты берегли друг друга.
Тогда же в Киеве, в бредовом беспамятстве, доктору Турбину привиделось, как в распахнутые врата рая вступает эскадрон Белгородских гусар с песней:
Дунька, Дунька, Дунька я!
Дунька ягода моя.
Так и прошли строем с лошадьми, пиками, шпорами и шашками.
Михаил Булгаков успел послужить лекарем в Белой армии. Писатель его масштаба не мог пройти мимо главных фигур Гражданской войны – офицеров и юнкеров с кадетами, придавших кровавой войне жертвенную светозарность.
Здесь нам необходимо разрешить одну историко-этическую проблему, которая имеет чрезвычайно важное значение для будущего движения и для понимания родной истории.
Кадеты зарубежья называют постоянно Великого Князя Константина Константиновича «отцом всех кадет». Это приводит к полному искажению двухсотлетнего русского кадетства. При всем глубочайшем уважении к личности и творчеству великого Князя, отца трех князей-офицеров, умученных под Алапаевском, «отцом всех кадет» великий князь Константин Константинович быть не может. Привязанность к нему, автору стихов «Наш полк», «Кадету», «Юнкеру», всех кадет «княжеконстантиновцев» совершенно понятна. Великий князь, действительно, с 1900 до самой смерти в 1915 году управлял Военно-учебными заведениями Империи. Но до этого и после его кончины уже был при нем подлинный и единственный отец всех кадет – это Император Николай II, сам создатель восьми кадетских корпусов. Не может в одном государстве у кадет быть двух отцов. Великий князь Константин Константинович мог бы почтительно именоваться «покровителем всех кадет», в бытность руководителем Военно-учебных заведений при Императоре Николае II.
Но это не единственный перекос исторической памяти. Есть более опасные признаки обрезанной памяти в сознании воспитателей и идеологов кадетства. Это глухое неупоминание, разве что скороговоркой, имени первого отца всех кадет и обладателя титула Отца Отечества Петра I. Создатель «потешных» полков, в боях возросших до прославленных гвардейских полков Преображенского и Семеновского, Царь, от рядового до адмирала не «перепрыгнувший» ни одного звания, создатель Навигацкой школы – прародительницы не только кадетских корпусов, но и всех русских средних и высших учебных заведений, Государь, который после Дмитрия Донского первый участвует во всех сражениях, – вот этот создатель регулярного флота и армии практически не упоминается в программах кадетских корпусов и не ставится в образец кадетству.
Петр I относился к преобразованиям как делу, прямо порученному ему Богом, чтобы выковать Святой Руси имперский доспех. Флотский и армейский уставы Петра Великого –это строжайшие народно-религиозные наставления, которые знали наизусть русские офицеры, и прежде всего дети сподвижников Петра, вроде Суворова, Потемкина, Кутузова, братьев Орловых и адмиралов Ушакова и Сенявина. Армия и флот Петра Великого, бесспорно, самые одухотворенные в истории России. За религиозным воспитанием своих воинов Царь-преобразователь следил с юности днем и ночью неослабно и вдохновенно. Все полки и экипажи начинали и заканчивали день молитвой. Каждый бой тоже начинался молитвой «Отче наш». Петровского офицера, как и его Государя, отличали отвага, жертвенность и верность Православию.
Епископ Русской армии Вениамин (Федченков) говорил генералу барону Врангелю: «Наша армия героична, но она не крещена». Петровские же флот и армия были крещены, дисциплинированны, самоотверженны. Тогда же епископ Вениамин самокритично заметил, что и духовенство, в отличие от 1612 года, не выставило из своих рядов Гермогенов и Палицыных. Террор общественного мнения против Петра I нагнетался столь длительно и умело, что перед 1917 годом хвалить Царя-преобразователя казалось неловким. Даже Император Николай II воздавал должное Петру Великому со странными оговорками, так раскручено было общественное мнение.
Вместе с генералом Врангелем Россию в 1920 году покинули 100 тысяч воинских чинов Русской армии, сведенных позже в Русский Обще-Воинский Союз (РОВС). Позже из Русского Востока, т.е. Приморья, и через Маньчжурию Родину покинули еще 100 тысяч воинских чинов. Итого 200 тысяч организованных, обстрелянных, отборных воинов – цвет нации, который Россия растила десять веков.
Когда по Версальскому договору Германии определили иметь стотысячную армию, генерал Ганс фон Сект сколотил отборный рейхсвер с четырьмя тысячами боевых офицеров-фронтовиков. Германия голодала. Любой военный оклад был счастьем, однако среди четырех тысяч офицеров рейхсвера практически не было ни одного «блатного». Все четыре тысячи офицеров в подавляющем большинстве – прусские дворяне, начинавшие службу в кадетских корпусах Гогенцоллернов. Ровно через двадцать лет эти четыре тысячи офицеров дадут тридцать фельдмаршалов Третьему рейху и, развернув новую армию, разобьют в короткий срок армии четырех государств (Бельгии, Голландии, Англии, Франции) и займут Западную Европу.
Сравнивать военный потенциал России имеет смысл только с Германией. Как показали сражения 1939-1940 годов, армии Европы, в том числе Франции и Англии, находились на историческом излете. К сожалению, русское воинство за рубежом, в том числе военные ученые (генерал Головин) и историки (Керсновский), не смогли осмыслить коренные сдвиги европейской военной силы. Большинство русских эмигрантов сосредоточились во Франции, в стране несостоятельной в военном отношении.
Итак, нашу Белую армию мы обязаны сравнивать с армией наиболее боеспособной и сильной, то есть с германской армией, доставшейся фон Секту после Версаля.
Белая армия оказалась за рубежом в числе 200 тысяч воинских чинов, со своими полками, училищами, кадетскими корпусами, родами войск. Можно ли было, по типу Германии, выделить из этих 200 тысяч равнозначную рейхсверу стотысячную русскую армию с 4 тысячами отборных офицеров?
Такая армия оказалась в Европе и Маньчжурии. Это был золотой фонд тысячелетней России, но, несмотря на героические усилия РОВСа, обреченный на постепенное исчезновение в жестоких условиях беженства. Через 70 лет они могли бы одним миллионом человек вернуться на Родину. Увы, этого не случилось. Их дети заговорили на чужих языках.
Вот почему опыт кадетских корпусов, как прямых наследников Белой армии и Имперской государственности, есть наше достояние. Наша обязанность – принять наследство русских корпусов, но восполнить их исторические потери и поправить перекосы в программе.
Для этого прибегнем к воспроизведению на наших страницах полного сценария одного из важнейших и дорогих кадетскому сердцу ритуалов – «Заря с церемонией» и как бы заглянем в сокровенную жизнь Кадетского корпуса.
«Зарю с церемонией» провела делегация старых русских кадет в Петербурге под руководством Алексея Йордана, выпускника «княжеконстантиновского» Корпуса в Югославии.
Итак …
ЗАРЯ С ЦЕРЕМОНИЕЙ
Составленная на основании «Военно-полевого устава», как она проводилась в канун Корпусного праздника 5го декабря в Первом Великого Князя Константина Константиновича Кадетском корпусе в период между 1929 и 1944 годами.
После Всенощной в Корпусной церкви с освящением Полоцкого знамени, к 8-ми часам вечера, Корпус в парадной форме выстраивается вздвоенными рядами поротно в коридоре Роты Его Высочества с отделенными воспитателями и командирами рот на правом фланге каждой из трех рот и с оркестром на правом фланге всего батальона. Взвод старых кадет становится за оркестром поперек коридора. Чины персонала, гости и родственники кадет размещаются вдоль окон лицом к строю.
Почетная особа, принимающая парад: Директор Корпуса.
Командующий батальоном: командир Роты Его Высочества.
Командующие ротами: вице-фельдфебели рот.
Ротные вице-фельдфебели: «Рота, становись! Равняйсь! Смирно! По порядку номеров
рассчитайся! Вольно!»
Директор Корпуса: выходит из своего кабинета в сопровождении дежурного по Корпусу кадета.
Командир Роты Его Высочества: «Батальон, смирно! Равнение налево! Господа офицеры!»
Оркестр: играет в ускоренном темпе встречу «Наш полк» на слова Великого Князя Константина Константиновича, «К.Р.», музыка К.М. Галковского.
Командир Роты Его Высочества: подходит к Директору Корпуса с рапортом.
Оркестр: прекращает игру «Встречи» во время рапорта и сразу затем возобновляет.
Директор Корпуса: проходит к середине строя и останавливается.
Оркестр: прекращает игру.
Директор Корпуса: обращается к кадетам с торжественной речью, в заключение которой вызывает перед строем и производит в вице-фельдфебели и в вице-унтер-офицеры избранных кадет, после чего отсылает их назад в строй.
Оркестр: играет в ускоренном темпе встречу «Наш полк», и прекращает игру, как только произведенные стали на свои места. Затем дает тот же тон и продолжает марш «Наш полк» в обычном маршевом ритме.
Строй кадет: поет «Наш полк».
Горнист: дает сигнал «Повестку!».
Директор Корпуса: «Проводить «Поверку»!»
Ротные вице-фельдфебели: проводят «Поверку» и читают наряд на следующий день.
Командир Роты Его Высочества: читает «Приказ по Корпусу», включающий имена только что произведенных.
Директор Корпуса: «Играть «Зарю»!»
Горнист: играет «Зарю».
Оркестр: играет «Русскую вечернюю зарю», музыка Д. Бортнянского, постепенно ускоряя темп, а затем резко обрывает и сразу же без перерыва начинает «Коль славен», музыка Д. Бортнянского.
Строй кадет: поет «Коль славен» вместе с оркестром, два куплета с повторениями,
и затем – «Песнь Дворянского полка», тоже в сопровождении оркестра.
Командир Роты Его Высочества: «На молитву, шапки долой!»
Запевала: задает тон «до-ля-фа».
Строй кадет: поет «Отче наш» и затем в том же тоне «Спаси, Господи, люди Твоя, и благослови достояние Твое. Победы Христолюбивому воинству нашему на сопротивныя даруя. И Твое сохраняя крестом Твоим жительство».
Священник: читает «Великое Поминание»: «Упокой, Господи, души усопших раб твоих: Государей Императоров Александра Павловича, Николая Павловича, Александра Николаевича, Александра Александровича, Николая Александровича, Наследника Цесаревича и Великого Князя Алексея Николаевича, Короля Александра Объединителя, Шефа нашего Корпуса Великого Князя Константина Константиновича, князей: Константина, Иоанна, Игоря, Олега, Российской армии Победоносца генералиссимуса князя Суворова, Болярина воина Петра, воина Бориса, воина Владимира, воина Евгения, воина Александра, новопреставленных (имя рек) и всех воинов, на поле брани живот свой положивших, и прости им вся согрешения вольная и невольная, даруя им Царствие Небесное».
Командир Роты Его Высочества: «Батальон, накройсь!»
Директор Корпуса: «Разводить по ротам!»
Ротные вице-фельдфебели: «Налево! Шагом Марш!»
2-я и 3-я роты уходят по боковой лестнице в свои помещения.
Оркестр: играет «Семеновский марш».
Командир Роты Его Высочества: «Рота, разойдись!»
С криками «Ура!» кадеты 1-й роты бросаются «качать» произведенных.
Конец «Зари с церемонией».
***
В Корпусе поколения кадет относились с благоговеньем к «Заре с церемонией». Они чистыми сердцами улавливали в ней что-то от военно-духовной литургии особого кадетского братства. Это была высокая боевая служба с возгласами, горном, оркестром, молитвами, духовным пением и почтением к званиям, выслуге и иерархии.
Жаль, что «Зарю с церемонией» нельзя перенести, вживить или привить в новых кадетских корпусах России. Такие традиции должны вырастать из собственных переживаний. В современных государственных Суворовских и Нахимовских училищах с их бетонной глухотой к эстетике и слову, дремучим атеизмом воспитателей, да при трехлетнем «пэтэушном» образовании «Заря с церемонией» немыслима. Но влияние на сердца кадет, несомненно, может оказать.
Отсутствие Петра Великого, Отца Отечества, в поминании, человека, создавшего, по сути, первый корпус – Навигацкую школу и все кадетские корпуса с флотом, армией, дворянством и собственной кровью и потом сотворившего Империю, – отсутствие такого державного вождя в памяти просто поразительно.
«Король-солнце» Людовик XIV учредил Кадетские роты в 1682 году, то есть в год венчания на царство 10-летнего Петра I. К этому времени Петр I уже шесть лет с 4летнего возраста собирал вокруг себя «потешных». Это были не царские забавы. Его сподвижники с 1682 года служат ему и России до самой смерти. Феодосий Скляев дружил с царем с четырех лет, стал великим корабелом, а на свадьбе Петра Великого занял «братнее место». Будучи корабелом в ранге капитана 1-го ранга, Феодосий Скляев умолил царя разрешить ему участвовать в Полтавской битве. Петр дал Скляеву роту и самое жаркое место в битве.
Все «потешные» – это, по сути, стопроцентные кадеты. Многие из них станут адмиралами и фельдмаршалами.
Это ли не воинская школа?
Петр I воспитывал непрерывно и закалял своих «потешных». Отличившимся он своими руками повязывал офицерские шарфы из прочных шелковых нитей цвета имперского знамени – бело-черно-золотых. Позже этими офицерскими шарфами князь Италийский Суворов свяжет в Альпах Чертов мост над пропастью. Новые кадетские корпуса России призваны восполнить «Великое Поминание» своих героических и светлых предшественников.
После Петра I ни один монарх в России не занимался кадетами с такой искренней увлеченностью и любовью, как Император Николай I. Только в Морском корпусе за время своего царствования он побывал 197 раз! К примеру, за семьдесят лет советской власти ни один глава государства до сего дня ни разу не был ни в одном Суворовском училище, как и в Нахимовском. В Морском корпусе даже подоконник, на котором любил отдыхать император Николай I, в память о Высочайших посещениях заменили мраморной доской. Отношение к кадетским корпусам, как к школам в целом, абсолютный показатель человечности власти. Изуверское сознание атеиста не помнит о детстве и даже о подростках в погонах, которые призваны стать опорой государства. Подлое сознание хама поклоняется любимому постулату нечистого – «однова живем!»
Общение с кадетами было едва ли не любимым занятием Императора Николая I и его семьи. Кадеты летних лагерей были постоянными гостями царской столовой. Для кадет Царь придумал веселое состязание на петергофских фонтанах. Самые резвые кадеты, разумеется, в мундирах, собирались у водного ковша, где Петр I в облике Самсона разрывает пасть шведскому льву. По сигналу Государя они, при работающих фонтанах, карабкались наверх. Победитель получал приз из рук Императрицы Александры Федоровны, красивейшей женщины Европы, получившей еще прусской принцессой прозвище «Белая роза». После веселого купания в Петровских фонтанах, обсохнув и переодевшись, кадеты приглашались к царскому столу.
Царь вел аскетический образ жизни в комнате, похожей на келью. Он умер на узкой, жесткой походной кровати, где укрывался шинелью.
В посмертном приказе императора войскам объявлялось: «Благодарю славную, верную гвардию, спасшую Россию в 1825 году, а равно и храбрые и верные армию и флот, молю Бога, чтобы сохранил в них навсегда те же доблести, тот же дух, коими при мне отличались. Покуда дух сей сохранится, спокойствие государства и вне, и внутри обеспечено, и горе врагам его! Я их люблю, как детей своих, старался, как мог, улучшить их состояние, ежели не во всем успел, но не от недостатка желания, но от того, что или лучшего не умел придумать, или не мог более сделать».
Царь просил похоронить себя в черкеске Кавказского линейного войска, которая тогда была формой Собственного Его Величества Конвоя. В его царствование Кубанского казачьего войска еще не существовало. На территории Кубани действовали два казачьих войска – Черноморское (бывшее Запорожское), которое создал князь Потемкин, и Линейное, первые полки которого сформировал Петр I.
Николай I из всех мундиров гвардии выбрал даже не Преображенский, а мундир линейцев. Из всех полков гвардии наиболее безукоризненную верность государю проявили казаки в 1825 году. В гроб с собой просил положить икону Божией Матери Одигитрии, которой его благословила при рождении бабушка Императрица Екатерина II. Николай I – самый оклеветанный после Петра русский Государь. Великий русский историк Иван Забелин справедливо заметил: «…Мы очень усердно только отрицаем и обличаем нашу историю, а о каких-либо характерах не смеем и помышлять! Идеального в своей истории мы не допускаем. Какие были у нас идеалы, а тем более герои! Вся наша история есть темное царство невежества, варварства, суесвятства, рабства и так дальше. Лицемерить нечего: так думает великое большинство образованных русских людей. Ясное дело, что такая история воспитывать героев не может, что на юношеские идеалы она должна действовать угнетательно. Самое лучшее, как юноша может поступить с такою историей, – это совсем не знать, существует ли она. Большинство так и поступает. Но не за то ли самое большинство русской образованности несет, может быть, справедливый укор, что оно не имеет почвы под собою, что не чувствует в себе исторического национального сознания, а потому и умственно, и нравственно носится попутными ветрами во всякую сторону».
Забелин указывает и на главных очернителей русской жизни – это историки и писатели: «Та или другая слава и знаменитость народа или человека в истории зависит вовсе не от их славных или безусловных дел, вовсе не от существа исторических подвигов, а в полной мере зависит от искусства и умения и даже от намерения писателей изображать в славе или уничижать народные дела, как и деяния исторических личностей».
Мысли, высказанные Иваном Забелиным, может быть, самые актуальные для сегодняшней России.
КАДЕТЫ — НОСИТЕЛИ ДУХА ТЫСЯЧЕЛЕТНЕГО РЫЦАРСТВА
К 1918 году три христианские тысячелетние дворянские империи со столицами в Берлине, Вене и Петербурге перестали существовать.
Германия подписала капитуляцию, располагая своими войсками всюду на чужих территориях. В марте 1918 года они были ближе к Парижу, чем в 1914 году. Кайзеровская Германия была истощена, но не побеждена на поле боя. Этим обстоятельством вскоре воспользуется Гитлер и будет распалять немцев и бередить их раны напоминанием об «ударе
ножом в спину» со стороны «ноябрьских преступников». Даже стотысячная, обстрелянная армия рейхсвера под началом фон Секта была качественно в 1920 году сильней любой европейской армии, что со временем подтвердится на полях сражений Европы.
Для Великобритании весь ХХ век был, по сути, временем непрерывных побоев англичан на море и на суше, начавшихся с Англобурской войны, продолженных разгромом от осман на полуострове Галлиполи (1915), Дюнкерком (1940), непрерывной трепкой от Роммеля в Африке (1942), уничтожением английского флота у Сингапура японцами. Никто в мире так ловко не умел скрывать свои поражения, как англичане. Они даже поражения подавали как победу. Роммеля в Африке они не разбили даже при громадном численном превосходстве. Роммель уходил огрызаясь, англичане же больше напоминали почтительный испуганный эскорт поредевшего Африканского корпуса Вермахта.
Франция после наполеоновской вспышки обречена была на медленную военную деградацию как плату за бесчинства 1787 года и казни Людовика XVI и Марии-Антуанетты. Австро-Венгерская империя была обречена, как всякое многонациональное государство.
Как это ни выглядело бы парадоксальным, к 1920 году в Европе лишь две великие армии – и обе оставшиеся непобежденными – это германский рейхсвер и 200-тысячная Белая армия, сведенная в Русский Обще-Воинский Союз.
После Галлиполи можно говорить о Русской армии как о единой военно-духовной силе со своими родами войск, полками, училищами, гвардией и кадетскими корпусами. Условия рассеяния, нужда и чужбина сделают, разумеется, свое дело.
Красную армию, несмотря на революционную крикливость, после разгрома под Варшавой (1920) и все 20е годы нельзя брать в расчет. К 1924 году она была доведена до 500тысячного состава, в лаптях и босиком с несколькими ложками на роту.
Белая армия не была разгромлена, она была выдавлена из Крыма красными, превосходившими ее в десятки раз. Духовно Белая армия после Галлиполи – это лучшая армия за всю историю России.
Что же произошло в мире после Первой мировой войны и уничтожения трех империй – Германии, России и Австро-Венгрии, этого любимого детища Бисмарка? «Драй кайзербунд» – союз трех императоров, который мудрый «железный канцлер» заклинал беречь. Увы, правящие сословия трех империй не поняли своей исторической миссии. Что до русского дворянства, то оно спасовало пред тайной и напористой организацией деклассированных, внесословных «интеллигентов».
Из мира истекало тысячелетнее дворянство. Исчезало героическое сословие, создавшее через крестовые походы, турниры, поэзию и зодчество, рыцарские ордена всю Европу. Весь ХХ век был столетием наступления бессословного, распыленного плебейства.
Вот при каких обстоятельствах, с новыми войнами и лишениями, протекала жизнь русского юношества за рубежом. В исповедальных кадетских корпусах они одни в мире продолжали петь о жертвенности, чести, верности Родине.
В конце почти каждого номера «Кадетской переклички» есть раздел «Памяти ушедших». Невозможно словами передать просветленную красоту этих дворянских лиц, одухотворенных, внутренне собранных, готовых к самопожертвованию. Глядя на них, появляется щемящее и безмерное чувство утраты. Ушедшие кажутся более живыми, чем все мои современники. Будто ты знал их с детства и ждал каждую минуту их появления. Могилы их раскиданы по всем континентам, но душой они всегда над Русской землей, куда так страстно стремились с детства.
Вот из номера «Кадетской переклички» № 55(56, декабрь 1994 – март 1995: «…Осиротело наше Венесуэльское объединение. Не стало его возглавителя, его души – Игоря Гняздовского. Воспитанный, тактичный, мягкий, но когда нужно и настойчивый, он умело вел наше объединение в течение многих лет через все пороги на жизненном пути… Сын ротмистра 16-го Уланского Новоархангельского полка. Мать с отцом разошлись в первые дни эмиграции и жили в Белграде. Был у Игоря отчим генерал-майор Е.В. Иванов, последний командир 9-го Гусарского Киевского полка. Жили дружно, и от отчима Игорь унаследовал любовь к России, ее прошлому, армии. И мать, и отчим после войны добрались до Венесуэлы, где и скончались, окруженные заботами сына. Несмотря на сравнительную молодость, Игорь успел побывать во всех русских корпусах в Югославии. Начав с Донского, куда его направила «Державная комиссия по делам русских беженцев», решившая в тот год открыть первый класс именно в Донском. Там ему было очень трудно, малышам приходилось носить воду на верхний этаж зимой и летом, в любую погоду. «Маленький сынок Гога» возопил гласом велием, и мать сделала все возможное, чтобы перевести сына в Крымский корпус, в котором к тому времени уже имелся второй класс. Было это в прискорбном для крымцев 1929 году.
Я, старый крымец, отлично помню появление в кадетском церковном хоре маленького кадетика, вскоре ставшего солистом. Вспоминаю и выступление кадета Гняздовского – солиста кадетского хора, в роли Стрекозы, когда хор пел басню Крылова, переложенную на музыку, а партию Муравья исполнял младший Унтилов, имевший чудный бархатный альт. Носить погоны крымца Игорю суждено было только несколько месяцев, ибо корпус был расформирован и частично влился в состав Первого Русского, который Игорь окончил в 1935 году в составе 15-го выпуска.
Позднее мы называли этот выпуск «мыловарным», так как там из 27 кадет, впервые в истории кадетских корпусов, два были произведены в вице-фельдфебели и еще девять – в вице-унтер-офицеры, среди которых был кадет Гняздовский и другой – наш бывший председатель объединения Владимир Рогойский.
Потом Игорь студенствовал в Белграде, был усердным посетителем многочисленных эмигрантских балов. Война помешала окончить университет. Перед приходом советских войск Игорь с матерью перебрался в Германию, а оттуда, уже по окончании войны, в Венесуэлу…»
Приводится этот некролог с сокращением. Подписан он В. Бодиско – фамилия, хорошо знакомая в кадетских кругах. Мы благодарны автору за теплоту тона и драгоценные подробности перипетий кадетской жизни.
В том же разделе «Памяти ушедших» с журнальной страницы смотрит благородное и решительное лицо Георгия Петровича Левчука, фельдфебеля 17го выпуска: «Приняла его канадская земля. Родился он 13 января 1918 года, в России, в городе Староконстантинове. После революции родители уехали в Грецию, где он окончил основную школу. В 1930 году поступил в Первый Русский кадетский корпус в городе Бела Црква (Белая Церковь).
По окончании корпуса был принят в Югославское военное училище, закончив которое, вышел подпоручиком инженерных войск в армию. Во время войны был взят немцами в плен и вывезен в Германию, в офицерский лагерь. С основанием Русской освободительной армии (РОА) вступил в ее ряды офицером.
Когда окончилась война, Георгий Петрович переехал во Францию, которую покинул в 1951 году, и всю последующую жизнь провел в Канаде. Долгие годы был председателем кадетского объединения в Монреале. После усопшего остались супруга Мария Агеевна, сын Георгий, дочь Марина и сестра Галина Петровна Ганн.
Выражаем наше искреннее сочувствие семье покойного, а также благодарим супругу Марию Агеевну за пожертвование в память «Джоки» 500 долларов в Фонд помощи возрождающимся кадетским корпусам России.
На похоронах собралась группа кадет из Канады и США. Проводили нашего «Джоку» песней Дворянского полка «Братья, все в одно моленье». Да упокой Господь его душу».
В 1993 году в городе Санкт-Петербурге, штат Флорида, ушел из жизни Борис Ильич Седов. С портрета смотрит утонченное и волевое лицо с правильными чертами, напоминающее аристократического светского льва.
«Борис Седов происходил из военной казачьей семьи. Его отец, генерал Илья Григорьевич, кавалер Георгиевского оружия, воевал в германскую и Гражданскую войну. Борис Седов родился в 1905 году в станице Чугуевке, около Новочеркасска, где и провел детство и ранние годы юности. Война и революция разделили семью Седовых. Отец после серьезного ранения был эвакуирован в Румынию, где вскоре скончался. Мать с сестрами осталась в России, а молодой Борис в феврале 1920 года отступил с Белой армией в Новороссийск. Было ему 15 лет. В последний раз Борис увидел отца из толпы при посадке на пароход, направлявшийся в Крым… Отход к Новороссийску Борис не мог забыть в течение всей своей долгой жизни. Часть дороги была проделана верхом. В пути он переболел сыпным тифом и чуть не замерз на одной из стоянок. В Югославии Седов закончил Донской корпус вице-урядником в составе 35-го выпуска.
Учась на строительном факультете Загребского университета, он прошел тяжелый путь русского студента первых лет эмиграции – работал грузчиком на железной дороге, статистом в опере, позировал скульптору.
Окончив университет, Борис Седов работал по специальности в Загребе, а потом в разных частях Югославии на проектировании строительных дорог.
После Второй мировой войны перебрался через Триест в Канаду. В Торонто начал с работы на лесопилке и рабочим на постройке дорог, пока не устроился по специальности. В 60-х переехал в Чикаго, где работал по специальности до 73-х лет. Выйдя на пенсию в 1977 году, переехал в Санкт-Петербург, США, где спокойно провел последние годы со своей второй женой Ириной Александровной, урожденной Кутеповой.
Борис активно участвовал в жизни русской колонии. Три года был старостой в храме Андрея Стратилата, был казначеем Русско-Американского клуба и никогда не забывал, что он кадет…
Все, кто знал Бориса Седова, будут вспоминать его с любовью и уважением. Его облик и обращение с людьми отражали его кадетское воспитание и душевные качества. Борис до конца оставался верен девизу своего корпуса «Верны заветам старины». К нему применимы слова из стихотворения, написанного в 20(х годах одним казаком и кадетом в Сараево:
Тебе я верен, Тихий Дон,
Казак остался я душою,
Но с песней выросши степною,
Люблю святой московский звон.
Едва лишь он души коснется,
Как встрепенется вмиг она,
Любовью к Родине полна,
И сердце русское забьется».
В одном только номере около тридцати скорбных сообщений о кадетских душах, отлетевших от грешной и чужой земли. Сообщают из города Лейквуда, штат НьюДжерси, из Роудона в Канаде, Белой Церкви (Югославия), из Лос-Анджелеса, Каракаса (Венесуэла), Коломбола (Франция), Мюнхена (Германия), Марселя (Франция), и в каждом номере курлычут, перекликаются грустными голосами кадеты. Только Родина, по которой они страстно тосковали, мертвяще безучастна к их светлой и горестной судьбе.
Но еще одну биографию, напоследок, следует привести из уважения к личности ушедшего и пушкинскому Лицею, который он представлял.
«12 декабря 1993 года на 97-м году жизни скончался в Вашингтоне «патриарх русской эмиграции» и старейший из известных нам лицеистов Юрий Константинович фон Мейер.
Воину Георгию Господь послал смерть легкую и безболезненную: он скончался во сне, в присутствии своей любимой дочери Наталии и близких ему людей.
С уходом в лучший мир Ю.К. Мейера перевернулась еще одна из последних страниц русской Белой эмиграции. Жизнь эта была невероятно богата разными драматическими событиями. Юрий Константинович был сыном предводителя дворянства Орловской губернии. После окончания Александровского (Царскосельского) лицея недолгое время был вольноопределяющимся лейб-гвардии Семеновского полка, потом провел шесть месяцев на ускоренных офицерских курсах при Пажеском Его Величества корпусе, а в Гражданскую войну служил и воевал с красными в рядах кирасир Его Величества.
Во время деникинского наступления на Москву в начале 1919 года разъезд кирасир Его Величества под командой корнета Юрия фон Мейера находился всего лишь в 150 верстах от Москвы. В бою с красными Юрий Константинович был тяжело ранен в ногу с раздроблением кости. Это ранение вывело навсегда корнета фон Мейера из рядов действующей армии. Начавшаяся гангрена и тиф в Крыму едва не стоили ему жизни.
Чудом удалось ему эвакуироваться в Константинополь, где он выздоровел и вскоре женился. На его свадьбе посаженным отцом был сам генерал барон Врангель.
Переехав в братскую Югославию, Юрий Константинович благодаря своему образованию, уму и качествам большого общественного деятеля стал одним из организаторов и видных членов многих патриотических эмигрантских организаций. Будучи глубоко религиозным православным христианином, Юрий Константинович много и очень активно помогал работе Зарубежного Синода Православной церкви. Обладая большим практическим умом, Юрий Константинович в Белграде устроился в импортно-экспортное предприятие, работавшее успешно до самой минувшей войны. Во время войны Юрий Константинович переехал с семьей в Берлин. Там он сразу же принял горячее участие в помощи тысячам жертв сталинской тирании и войны – «остарбайтерам» и военнопленным. В этой работе ему много помогали его добрые знакомые «русские немцы» из Прибалтики…
В 1953 году Юрий Константинович переехал в США и обосновался в Вашингтоне. Он поступил преподавателем в спецшколу американского военного флота, где проработал до 1970 года, вышел на пенсию со званием профессора. Юрий Константинович с самого приезда в США начал писать и сотрудничать в десятке зарубежных русских газет и журналов.
Одновременно он состоял и активно работал в местном русском приходе Зарубежной церкви Святого Иоанна Крестителя. Здесь он возглавил финансовую комиссию, доставал денежные средства для сооружения величественного храма, ставшего Свято-Иоанно-Предтеченским собором.
В 70-х годах Юрий Константинович стал членом – основателем Конгресса русских американцев, был членом главного правления и много сделал для Конгресса, ибо был вхож в Белый дом и знал многих сенаторов и конгрессменов в Капитолии. Из Белого дома от республиканских президентов он неизменно получал приглашения и поздравления ко дню рождения и на Рождество.
Сотрудники Белого дома, когда туда приезжал Юрий Константинович, о нем обычно докладывали президенту: «Господин президент, приехал русский Мейер…»
Юрию Константиновичу было 95 лет, когда он сообщил всем, что из-за возраста перестает писать и рассылать свои статьи.
Юрий Константинович издал капитальный 2-томный труд Ольденбурга «Царствование Императора Николая II». Эта книга выдержала три издания (последнее уже в России). Совместно с доктором Д.А. Левицким Юрий Константинович перевел и выпустил в свет ценную книгу Сергея Фрелиха о власовском движении.
До конца своих дней Юрий Константинович был предан традициям Императорской гвардии и Российских корпусов. Он был последним офицером славного лейб-гвардии Кирасирского Его Величества полка и последним выпускником 74-го курса Императорского Александровского лицея.
Ежегодно в день рождения Юрия Константиновича его любимая дочь Наталия Юрьевна Кларксон, директор Русского отдела «Голоса Америки», устраивала в своем доме парадный прием, на который приходило много его друзей.
Во время отпевания Юрия Константиновича в Свято-Иоанно-Предтеченском соборе было вынесено знамя русских добровольцев – 1-го офицерского генерала Дроздовского полка, хранящееся в Вашингтонском отделе общекадетского объединения и пребывающее в соборе. Почетными часовыми у гроба усопшего Юрия Константиновича вызвались стоять четыре молодца – внуки покойного. Их четкая смена у знамени, их рост выше шести футов, внешность произвели большое впечатление на всех присутствующих. Они достойно несли последний караул у гроба любимого деда. На отпевание пришли русские люди разных «волн» эмиграции, разных возрастов и политических взглядов. Но все были объединены одним чувством: отдать последний долг замечательному человеку и верному сыну национальной России.
С уходом из этого грешного мира Юрия Константиновича не только русская колония города Вашингтона потеряла выдающегося человека, но потеряла и вся русская эмиграция, и мы, кадеты, в том числе.
Вечная и добрая память воину Георгию.
От имени кадет – Владимир Бутков».
Замечательно деятельную православную жизнь провел на земле лицеист и императорский кирасир Юрий Константинович фон Мейер. Как и он, чистой жизнью просветились на Родине и чужбине русские кадеты, скромные светильники Святой Руси. Катастрофа 1917 года, как испытание, по-новому высветила всю русскую жизнь. Из этих же переживаний родилась «Песня кадет на чужбине»:
Вдали от Родины своей,
Мечтой о ней согреты,
Сомкнемся крепче и дружней
Плечом к плечу, кадеты.
Храня заветы старины
И доблести преданья,
Несем мы крест родной страны
В годины испытаний.
Но крепок дух, не сломят нас
Лишенья и невзгоды.
Огонь ведь правды не угас,
Придут иные годы.
И верим мы: взойдет заря,
Заблещет над Москвою,
Любовью к Родине горя,
Пойдем родной тропою.
Пока ж, храня свои мечты,
Мечтой одной согреты,
Родного корпуса ряды
Сомкнем дружней, кадеты.
(П. Барышев)
Без стихотворений, молитв и песен не понять ни одной страницы в кадетской жизни. Они унесли с собой тысячелетний песенный дух России, той России, которая была сражена заговором на взлете могущества и славы. Кадеты тому порука. Так не поют и не сражаются в упадке. По существу, именно кадеты и юнкера были наиболее чистым выражением народности на Руси.
СВЯТОЕ ПОЛОЦКОЕ ЗНАМЯ
Первый Русский Великого Князя Константина Константиновича кадетский корпус за 30-е годы вобрал в себя все выведенные за рубеж кадетские корпуса, разумеется, кроме Морского, который прекратил существование в Бизерте еще в 1924 году. «Княжеконстантновцы» чувствовали себя как бы выразителями духа всего русского кадетства.
Два знамени кадетских корпусов – Симбирского и Полоцкого – были у всех кадет окружены особым благоговением и религиозным почитанием. Судьба этих знамен связана мистической аурой высокой жертвенности и трагизма!
После 1914 года Полоцкий кадетский корпус, как известно, был эвакуирован и поротно размещен в Симбирский, Владикавказский и Одесский корпуса со своими ротными воспитателями и командирами. Знамя полочан попало в Симбирский корпус.
Когда в 1918 году в Симбирск вошли красные части, среди кадет распространился слух, что комиссары намерены изъять из корпусной церкви знамена, дабы предать их поруганию. Два кадета решили во что бы то ни стало спасти святыни. Они проникли в церковь, сняли с древков знамена Симбирского и Полоцкого корпусов, одели на голые древки чехлы, а родные знамена закопали на кадетском плацу. Через некоторое время кадеты передали знамена сестре милосердия Евгении Викторовне Свирчевской-Овстрахт, которая с ними добралась до одной из казачьих столиц – Царицына (позже Сталинград, еще позже Волгоград), уже занятого Кавказской армией генерала барона Петра Врангеля. То была одна из блистательных побед 40-летнего генерала Врангеля над превосходящим по численности противником. Сестра милосердия Евгения Свирчевская-Овстрахт передала оба знамени в штаб Кавказской Белой армии.
Тем временем красные комиссары начали расследование по поводу пропавших знамен. Большевики угрожали начать расстрелы кадет и персонала корпуса, если им не будут выданы знамена. Тогда два кадета, чтобы спасти товарищей от репрессий, сознались, что они вынесли знамена из церкви. Два кадета были казнены в Симбирске. Белые офицеры сразу оценили святость кадетских знамен, оплаченных жертвенной кровью двух кадет. Оба знамени не раз выносились перед боями к рядам офицерских именных полков. Полоцкое палевое с сине-зеленым косым крестом и Симбирское с ликом Спаса Нерукотворного знамена развевались над жертвенным и молчаливым русским маршем офицерских полков в «психических» атаках белых офицеров.
Есть книжное, пристрастное, а чаще клеветническое изложение истории, но есть самый чистый на земле реализм – тайнозрительский. По этому последнему, мистическому реализму, не было на земле после Христа более важной войны, чем та, которую вели православные белые полки против безбожного красного воинства за Святую Русь.
Русская «психическая» атака офицеров есть литургическое действие, где воины достигают вершины бесстрастия. Когда под шквал пуль во весь рост идут марковцы с четками в руках, подаренными им монахинями, маршируют молчаливые и грозные офицерские полки, а над их цепями развеваются кадетские знамена, тогда мы зрим духовным взором высочайшее на земле явление Преображения на Русской земле.
Духовник Императора Николая II Александровича и августейшей Семьи Святитель Феофан Полтавский был «совестью Царя», а в 1920 году в Севастополе преподнес генералу Врангелю икону Курской Божией Матери и возглавил полумиллионный крестный ход. Именно он, архиепископ Феофан Полтавский, писал о Преображении Господнем: «Христиане последних времен настолько перестали понимать смысл сего праздника, что стали исключать его из числа своих праздников. Неизменно без всяких колебаний празднует его до последнего времени лишь одна Православная церковь… Событие Преображения Господня говорит и нам, как некогда Апостолам, что Царствие Божие – не в земных благах и не в земном счастии, а в благах небесных и в духовном общении с Богом. Предначинательно оно осуществляется уже на земле, но в полной мере осуществляется лишь в будущем веке».
После Рождества и Пасхи Преображение Господне было любимым празднеством Петра I. Преображенским он назвал лучший полк Русской гвардии. Он строил много Преображенских храмов, и всю жизнь, в поисках Фаворского света, Петр преображал и Русскую церковь через великий праздник Преображения. Клерикалы глухо сопротивлялись Петру Великому. Они, закостенев, были не способны к преображению. Как говорил Спаситель своим будущим мучителям: «Вы ищете убить меня, потому что слово мое не вмещается в вас».
Только воины инстинктивно чувствовали, что благодатно и страшно именно поле боя, и чем ближе к огню, тем ближе к Богу. Именно в этом – тайна исповедальных, молчаливых атак белых офицерских цепей, идущих в Фаворском свете.
Здесь мы приобщаемся к центральному событию тысячелетней русской истории. Кадеты, чистые сердцем, срезу постигли религиозный смысл своей миссии.
Н. Кудашев в стихотворении «Убитым кадетам» прямо выражает эту религиозную идею кадетства:
Бросились в страшные годы
Биться за наши исконные цели:
Чтоб на Руси не стоять эшафотам,
Чтобы на храмах кресты заблестели.
В декабре 1920 года священные знамена Симбирского и Полоцкого корпусов были переданы Первому Русскому кадетскому корпусу. С тех пор оба знамени стали главной реликвией «княжеконстантиновцев».
В 1944 году советские войска были на пороге города Белая Церковь. Директор корпуса генерал-майор Попов велел кадету 24-го выпуска Владимиру Кирею в присутствии полковника Барышева снять в Музее с древка Полоцкое знамя и передать ему, генералу Попову. Директор корпуса генерал Попов лично вывез в Германию Полоцкое знамя под охраной сотни кадет. До самого последнего времени Полоцкое знамя торжественно выносилось перед строем кадет во время общекадетских праздников и съездов. Полоцкое знамя может считаться символом всего воинства рыцарей Белой мечты.
ГИМН РУССКИХ КАДЕТ
В юнкерских училищах и кадетских корпусах было много традиций, дорогих сердцу будущих офицеров. Часть этих традиций составляла основу их внутренней независимости даже от офицеров-воспитателей. С незапамятных времен шло, к примеру, соперничество и «враждебное» состязание между двумя лучшими артиллерийскими училищами – Михайловским («михайлоны») и Константиновским (на языке их соперников «констапупы»).
На младших курсах «михайлонам» строго воспрещалось носить шпоры. Тем не менее во время увольнений они умудрялись надевать в соседнем подъезде шпоры. Замеченный в этом проступке михайловец лишался отпуска, не считая ареста. Но то, что было проступком для начальства, в глазах юнкеров-михайловцев считалось особой лихостью. Товарищи-юнкера по этому случаю складывались и покупали провинившемуся дорогие шпоры с особым «савельевским звоном».
В Белой армии, особенно после Первого Ледяного Корниловского похода, константиновцы и михайловцы, забыв старую вражду, слились в одну сводную юнкерскую роту, куда вошли и кадеты, гимназисты и студенты.
Но ничем так кадеты не дорожили, как своими корпусными погонами. Они были для них символом дворянско-офицерской чести и знаком принадлежности к родному корпусу, а значит, особому братству, столь дорогому сердцу подростка, оторванного от семьи. Когда царская семья была под арестом в древней столице Сибири Тобольске, охранявшие их солдаты, возможно подученные, на своей сходке постановили лишить царя Николая II и цесаревича Алексея права носить погоны. Царь вынужден был снять погоны и, надо сказать, это решение мерзкого солдатского сборища произвело на него едва ли не более горестное впечатление, чем насильственное лишение его Престола. Сохранявший в самых тяжелых обстоятельствах выдержку, Николай Александрович здесь не сдержался и сказал: «Я им этого свинства не прощу…»
Погоны для истинного офицера дороже жизни. Эту мысль Государь усвоил с детства, как Символ Веры. Но здесь возникает непереносимо щемящее чувство от предположения Государя, что он еще будет иметь возможность прощать или не прощать.
Цесаревич Алексей продолжал носить погоны, пряча их под башлыком шинели.
Когда части Колчака вошли в Екатеринбург, они среди остатков имущества умученной царской семьи нашли детское шерстяное одеяло на котором было вышито слово «Атаман». Это было одеяло августейшего атамана всех казачьих войск цесаревича Алексея Николаевича, а значит, небесного атамана всех кадет. Он тоже с семьей погиб в Ледяном походе.
Дух кадетства выразил неизвестный автор в «Гимне российских кадет»:
Боже, ты в нас хранил
Свет православный.
Крепкий, Всеславный
Дал силы нам,
Выстояв в бедствиях,
Встретить желанный
Час возрождения
На страх врагам.
Чести поруганной
Светоч державный,
Ты, милосердный,
Не загасил!
И воскресил ее
В поросли бранной:
Снова в кадетах
Ее возродил.
И понесут они
Родине милой
В стягах Семеновских
Добрую весть.
И да умножат
Их бодрые силы
Вера, Отечество,
Доблесть и Честь.
Кадетским наследием и идеалами, как абсолютным эталоном, можно проверять любые стороны общественной и политической жизни сегодняшней России. Ни одна из действующих в Государственной думе партий не доросла до просветленных и истинно народных идеалов кадет, выраженных в приведенном выше Гимне – «Вера, Отечество, Доблесть и Честь».
На фоне кадет, с их рыцарским кодексом, все виды патриотов, от бритоголовых и до либеральных истериков, кажутся неврастеничными приматами. Можно ли себе представить кадет, которые толпой бросились бы на одного или лупцевали бы ногами поверженного противника?
Российское общество, его флот и армия нуждаются только в одном тоталитаризме, а именно, в глубоком и тотальном нравственном преображении с идеалом
«Вера, Отечество, Доблесть и Честь».
Сегодня в России около 100 кадетских корпусов. Подчас они пробиваются через асфальт вражды, бюрократизма и иссушающей зависти. В 2000 году в Парадном зале Российского Фонда Культуры собрался Круглый стол по теме будущего кадетского движения в России. Его заседание открыл инициатор создания Фонда кадетским корпусам Борис Йордан. Он же внес в эту программу первый взнос в размере одного миллиона долларов. В попечительский совет Фонда вошли тогда донской казак Александр Лебедь, успевший открыть в Красноярске четыре кадетских корпуса, губернатор Санкт-Петербурга Владимир Яковлев, много сделавший для развития кадетских корпусов в своем городе, Президент Российского Фонда Культуры Никита Михалков, представитель государственной корпорации «Росвооружение» Александр Котелкин и другие.
В ВЕЧНОМ ЛЕДЯНОМ ПОХОДЕ
Первый Ледяной поход Корнилова, в котором приняли участие, с офицерами и казаками юнкера и кадеты, относится к категории явлений, которые длятся вечно, по крайней мере, столько, сколько будет стоять Россия…
Певец Вертинский, вернувшийся в Советскую Россию, попал в тяжелые условия. Он выступал перед полупустыми залами. Ему подсовывали аудиторию, которой были глубоко чужды и его темы, и манера исполнения. Он жил в холодных номерах впроголодь, в неопрятности и одиночестве. Его пластинки посылали в европейские магазины, чтобы сбить с толку русских эмигрантов. Ни одной своей пластинки в Советском Союзе он не увидел. В одну из минут отчаяния, усталым и разочарованным, он написал жене, что чувствует себя в Ледяном походе и выполнил свою миссию до конца.
До него в этом Ледяном походе погибли генерал Кутепов, за ним генерал Миллер, потом гениальная воительница – смолянка и красавица штабс-капитан Мария Лисова, племянница Кутепова (в замужестве Шульц-Захарченко).
Со студенческой скамьи и десятилетней тюремной одиночки находится в Ледяном походе Игорь Огурцов, нынешний руководитель благотворительного Фонда имени Ксении Петербургской.
После войны, в 1946 году, в Ледяном походе погибли генералы Краснов, Шкуро, Доманов, Гельмут фон Панвиц, генерал-черкес Султан Клыч-Гирей.
9 июля 2004 года убит в Ледяном походе в Москве дворянин Пол Хлебников, сын Белого офицера, беззаветно преданный России.
Каждый час в кадетских корпусах, при всех мальчишеских проказах и забавах, до гробовой доски оставались участниками Ледяного похода все кадеты.
Ледяной поход за Веру, Отечество, Доблесть и Честь – миссия и судьба кадетского братства на земле – продолжается.
Раш К. Б.