ПУБЛИЦИСТИКА

 

СКОПЦОВ А.Ф.

 

Посмотрев фильм Бондарчука «9 рота», долго не мог прийти в себя от той некомпетентности и чернухи, которую режиссер выдал нам с экрана.

Да мы «афганцы» не были ангелами, всякое случалось, но зачем привносить в нашу былую действительность блатную романтику и жизнь по понятиям «зоны», где все имеют клички и ведут себя как отпетые «урки». Тем более, что речь идет о десантниках, где царили особый дух и сплоченность,  а дисциплина поддерживалась на всех уровнях. Даже в пехоте у нас за «шедевр», подобный тому, что выдал Бондарчук, ему бы сказали много нехороших слов.

Мы «афганцы» не были такими как нас представили в этом фильме и жизнь у нас была нормальная, применительно к окружающей обстановке и отношения были дружественные и доверительные, а не по законам волчьей стаи.

Нам, «афганцам» первой волны, служившим на базе 5-й Гвардейской мотострелковой дивизии, посвящаю эти воспоминания.

 

ТЕРАПИЯ

 

 

В Афганистане военный госпиталь был одновременно и санаторием, поскольку если туда попал, то нужно не только лечиться, но и отоспаться, поесть нормальной пищи, отдохнуть от служебных проблем.

В терапевтическое отделение меня определили с нарушением работы сердечной мышцы в условиях высокогорья, а вообще в нашей офицерской  палате (в прямом смысле — армейская палатка на взвод) народ собрался разнообразный и по родам войск и по служебному положению и по заболеваниям.

Знакомились быстро, скрашивали свое существование анекдотами, военными небылицами и «приколами» над медсестрами, которые снисходительно терпели наш солдафонский юмор, и расплачивались с нами уколами в «пониже поясницы».

Лейтенант Сергей Правдин был в палате общим любимцем, поскольку командовал разведвзводом (значит, повидал больше нашего), был общителен и требовал постоянного внимания к себе, так как в засаде на камнях простудил седалищный нерв и не мог передвигаться без посторонней помощи. Мы (ходячие больные) поочередно кантовали Серегу, стараясь не причинить ему боль, а он в благодарность за это рассказывал о своей молодой жене и недавно родившейся дочке. Показывал их фотографии.

Все знали, что Правдин мечтает замениться в Киевский военный округ, на командную должность в военное училище, которое и сам заканчивал. Он делал свирепую мину и предвкушал, как будет в училище гонять «народ» на занятиях по разведподготовке. Очень хотел в ближайшее время съездить домой в отпуск, к семье, страшно переживал, что не может ходить.

У Сереги была мечта — купить в подарок жене японские часики в ближайшем дукане (торговая афганская лавка), а для этого нужно поменять наши чеки (деньги Внешпосылторга) на афгани (местные деньги) и пробраться в дукан. И то и другое категорически запрещалось, но повсеместно нарушалось.

В палате были два «каскадера» (так прозывали офицеров КГБ из группы «Каскад», принимавшей участие в штурме дворца Амина), которые держались вместе, но в силу незначительности своих недугов иногда добывали водку и втайне угощались сами и угощали немногочисленных желающих. В таких случаях один из «каскадеров» показывал нам свое умение метать ножи и давал методические советы по овладению этим искусством.

Эти ребята заверили Серегу, что обмен денег произведут по выгодному курсу, поскольку сами они получали денежное довольствие в афганской валюте и нуждались в наших чеках.

На том и порешили. Правдин стал счастливым обладателем суммы афганей, на которую можно купить в местном дукане вполне приличные дамские часики.

Мне пришлось взять на себя миссию по отовариванию денег, поскольку из всех больных только я хранил под матрацем форменное обмундирование и мог в «тихий час» покинуть госпиталь.

Взяв у Сереги деньги и переодевшись, я, что называется «огородами», выбрался из госпиталя и прошел в расположение управления дивизии, где в одном из жилых вагончиков размещались офицеры военной прокуратуры, старшим следователем которой в то время являлся и сам я.

В вагончике моих сослуживцев не оказалось и открыть ящик с оружием, чтобы взять свой пистолет для похода в афганский дукан (скопище торговцев наркотиками, контрабандистов и прочей нечести), мне не удалось.

В это время в вагончик зашел незнакомый офицер десантник, который сказал, что как дознаватель командирован к нам из Кандагара и ему нужен военный прокурор.

Зная, что в это время все могут находиться на обеде, я предложил офицеру пройти в столовую перекусить с дороги, а потом отдохнуть на свободной кровати, а мне на это время одолжить его пистолет для посещения  дукана.

Парень дал мне свой «ТТ» и, отказавшись от еды, растянулся на кровати.

Пистолет по своим размерам с трудом поместился в боковом кармане моей танковой куртки, но, заслав патрон в патронник, я почувствовал себя более-менее вооруженным и подался в сторону дуканов, которые располагались вдоль автодороги Кушка-Кабул в километре от штаба дивизии.

Эти дуканы были настоящим бедствием для наших войск, там собирали о нас разведданные, торговали водкой и анашой, в них часто случались нападения на наших военнослужащих, когда те в одиночку и небольшими группками приходили, чтобы купить какой-нибудь подарок для своих далеких родственников. Посещать дуканы было запрещено под страхом дисциплинарного взыскания, но люди шли туда с риском для себя, поскольку такие вещи как там в наших военторговских магазинах не продавались, а привезти из Афганистана что-нибудь на память хотелось каждому.

Было много предложений по линии командования дивизии о том, чтобы снести дуканы или перенести их в другое  место – подальше от войск. Однако всякий раз местное афганское руководство отстаивало дуканы и они продолжали быть нашей головной болью.

Незадолго до описываемых событий в один из дуканов пришли два наших летчика и, пока они рассматривали прилавок, на них с саблей набросился какой-то местный душман и снес одному летчику голову, а второй убежал. Проезжавший в это время мимо  на «Газике» начальник дома офицеров дивизии застрелил злодея.

Все это у меня роилось в голове, когда я по пустынному полю шел к дуканам, но сомнения в правильности моих намерений возникли, когда я обнаружил, что на дороге возле дуканов вытянулась колонна из афганских грузовиков, которые ожидали советского военного сопровождения для дальнейшего следования через горную местность.

Водители и их помощники, как и подобает большинству афганцев, из праздного любопытства толкались в дуканах, галдели, разглядывая товар и обсуждая новости с дуканщиками.

Переждать, когда схлынет эта толпа, не имело смысла, поскольку я по опыту знал, что сопровождения они будут ждать сутки не меньше, а то и больше.

Возвращаться с пустыми руками и огорчать Серегу не хотелось. Уж больно парень ждал подарка для своей жены. Одного дуканщика по прозвищу «Дед» я знал лично, мы иногда покупали у него водку. Протиснув правую руку в карман с пистолетом и, зажав деньги в левой руке, я подался к Деду.

В маленькой комнатушке толпилось человек пять афганцев, которые с любопытством поглядывая, слегка посторонились, пропуская меня к прилавку.

На вопросительный кивок Деда я показал на выставленные для продажи часы и стал выбирать покупку. В это время меня кто-то резко дернул сзади за правый край куртки, обернувшись и еще не поняв в чем дело, я стал рвать из кармана пистолет, который затыльником зацепился за подкладку. Афганцы, толкая друг друга, выскочили из дукана, у Деда сделалось испуганным лицо, а я схватил первые, попавшиеся под руку часики, бросил ему, не считая, деньги и тоже поспешил восвояси.

По дороге я рассмотрел часы, они оказались не лучшего качества, с  чисто азиатскими контурами и расцветкой. Возвращаться было нельзя, мне не давала покоя мысль о том, что за куртку меня дернули неспроста.

В вагончике крепко спал десантник, которого я, разбудил, вернул ему  оружие и, поблагодарив за услугу, хотел уже идти в госпиталь. Но наблюдательный парень предложил мне снять куртку и посмотреть что с ней. Сзади справа на уровне поясницы из куртки торчала рукоять небольшого пикообразного складного ножа. Клинок вошел между покрытием и ватной подкладкой.

Серега часикам очень обрадовался и даже про сдачу не спросил. Её я всю «подарил» Деду. Терапевтическая палата была в восторге от моего похождения, особенно всем понравился ножик.

Через полгода к нам в военную прокуратуру прибыл в качестве дознавателя на стажировку лейтенант Правдин, который после госпиталя побывал дома и теперь готовился ехать на замену в свой Киев.

Моя афганская эпопея тоже заканчивалась, я к тому времени сдавал дела, готовясь продолжить службу в военной прокуратуре Ташкентского гарнизона. Мы чаевничали в моем «кабинете» из маскировочной сетки, Серега пообещал, что, следуя через Ташкент, обязательно заедет ко мне, и мы посидим в самом шикарном ресторане.

Многие мои афганские сослуживцы обещали навестить меня в Ташкенте, но почти ни кто из них этого не сделал, каждый спешил к своим близким. Об этом я высказался при встрече нашему общему с Правдиным знакомому офицеру, посетовав, что и Серега не сдержал своего слова, поспешил в Киев и не заехал ко мне. Опустив глаза, офицер поведал мне, что Серегу Афганистан так и не отпустил домой.

Правдин готовился сдавать свой взвод и,  дожидаясь оформления документов, прощался с офицерами и солдатами, которые делили с ним все «прелести» жизни разведчика. Хуже нет этого состояния, когда ты уже почти не у дел, а ребята заняты по горло, такая тоска берет, что хочется отказаться от замены и остаться с ними. Нет ничего более почитаемого среди военных, чем отношения, которые складываются между людьми в боевой обстановке.

Разведгруппа из Серегиного взвода готовилась в разведвыход к месту возможной дислокации душманской базы (или склада). Правдин решил напоследок сходить с ребятами.

К обнаруженному складу подбиралась вся рота, а затем что-то пошло не так, кажется нарвались на засаду, Серега и два бойца отстреливались, но их подорвали гранатой.

Такие обстоятельства его гибели мне стали известны со слов моего сослуживца, а позже мне попала на глаза статья о  подвиге Сергея, где говорилось, что погиб он со своими тремя солдатами,  прикрывая  отход  разведгруппы, когда закончились патроны, их душманы забросали гранатами. Так не стало Сергея Правдина.

Сергей был невысокого роста, очень компанейский и жизнерадостный, уважали его и солдаты и офицеры за открытость и прямоту. Не было в нем ни героики, ни бахвальства, а дело своё он сделал честно, по-геройски. Похоронен на Родине в г. Пензе. Вечная ему Память!

Вот так-то господа кинодельцы.