Сталин и евангельский принцип ротации элиты

Сталин и евангельский принцип ротации элиты

Почему современная власть не ведёт тотального наступления на коррупцию?

Павел Дмитриев

Борьба с коррупцией в верхних эшелонах власти Сталин

30.07.2019

Ротация элиты – это вечная проблема цивилизаций. Никто, получив власть, не желает её отдавать. Нередко это обосновано множеством причин, но столь же нередко общество нуждается в своевременной смене тех или иных элитарных групп.

Кстати, определение такой нуждаемости общества тоже вопрос, так как неуравновешенность и неудовлетворённость отдельных групп присутствует всегда. За этой неудовлетворённостью может стоять реальная проблема, а может быть и так, что протестующие «с жиру бесятся», решая второстепенные вопросы публичной политической борьбы для закулисы, претендующей на власть как таковую.

Как бы там ни было, но движение элит – всегдашняя потребность, и решается она различно.

Если речь не идёт о захвате внешним агрессором, то в обществе периода новой и новейшей истории, основанном на частной собственности, перераспределение основных частных капиталов практически не происходит, меняются лишь управленцы в публичной политике и персоны, управляющие имуществом государства или крупным имуществом частных лиц. То есть смена элит тут больше есть смена обслуги.

Особенностью процесса смены элит в эпоху диктатуры пролетариата, которая, по сути, конечно, диктатурой не была, так как представляла собой власть большинства населения, уничтожавшей представителей прошлого властного меньшинства по признакам политического противостояния, и жесткие силовые методы использовала короткий период, так же как в своё время, в моменты обострения политической борьбы, их использовали провластные владельцы «фабрик, заводов, газет, пароходов»; такой особенностью был политический отказ от частной собственности на средства производства.

При этом смена обслуги становилась фактической сменой элит.

В этом смысле период после 1917 года, или точнее с 1930 года и до середины 50-х годов в России (СССР), был в этом процессе смены элит чем-то схож с докапиталистическим периодом человеческой истории, когда захват политической власти вёл к уничтожению властных враждебных групп.

«Явил силу мышцы Своей; рассеял надменных помышлениями сердца их; низложил сильных с престолов, и вознес смиренных; алчущих исполнил благ, и богатящихся отпустил ни с чем» (Лк. 1: 51-53).

Любой руководящий слой стремится законсервировать своё присутствие во власти, транслировать власть своим прямым кровным наследникам.

Это как бы форма продления жизни, сокращённой грехами предков и своими собственными, через передачу кровному наследнику имущества и полномочий.

Как не ограничивай законами этот процесс, но любому делающему карьеру известно, что стать генералом не просто, так как у генералов тоже есть дети…

Сталин, как известно, имел полное (по причине политических репрессий не успел лишь получить аттестат) высшее богословское образование.

До его практического «воцарения» в стране творился элитарный беспредел. Новая, в основном инородная, элита профессиональных революционеров прочно обосновывалась в стране в качестве распорядителя как национализированного имущества, так и населения, которому куда же без средств производства деваться?

В сущности, как бы состоялась лелеемая мечта всех капиталистов – централизация капитала в одних руках. Только вот собственник не частный, а суверен, государство!

Естественно, что крупные капиталисты всего мира должны были мечтать о захвате верхушки пирамиды собственности такого государства, то есть его власти!

В виду отсутствия крупной собственности и наличия достаточного лишь для простого выживания всеобщего равного потребления народная пирамида власти могла защищаться не столько тем, что априори была эффективнее власти денежных мешков, что в некоей отдалённой перспективе предполагало достижение уровня всеобщего достатка, сколько могла реально защищаться лишь бескорыстием своих управленцев.

Но власть бескорыстных народных управленцев, в силу падшей человеческой природы, не может продолжаться сколько-нибудь существенно долго. Сколько может человек сопротивляться соблазну возможности потребления? Люди, всегда готовые к добровольному отказу от потребления, весьма редки. Помню, в середине семидесятых я работал следователем прокуратуры в одном из районов Казахстана, где мне запомнился пожилой и весьма скромно живший директор местного райпотребсоюза, который, несмотря на неограниченный доступ к редким товарам, отказался от подарка на юбилей в виде весьма дефицитного в то время холодильника, со словами, что когда холодильники будут у всех, тогда и он его приобретёт. Если из тех времен кто-то сможет еще припомнить людей, в особенности работников торговли, с такими же взглядами, то я очень удивлюсь.

Естественно, что в существенной части люди, получавшие полномочия по управлению громадной государственной собственностью, определяемой в качестве общенародной, имея повышенные в сравнении с окружающими возможности к потреблению, не могли долго противостоять соблазну.

Потому государство нуждалось в их периодической замене, так как доверять огромные государственные, в некотором смысле общенародные ресурсы людям, вступившим на путь злоупотреблений, весьма опасно, что практика отмены ротации управленческого слоя впоследствии и подтвердила.

Потому ротации управленцев периода Сталина следует рассматривать, в первую очередь, как необходимый элемент государственной политики общенародного государства. По некоему странному или предопределенному совпадению такие ротации оказались аналогом библейского отношения к недобросовестным элитам.

Данные рассуждения относятся исключительно к истории и в принципе не могут являться матрицей для современной практики, так как общество и государство совсем иные, и нет потребности у государства в столь жесткой правоприменительной практике. Хотя запрос общества, оценивающего реальность сквозь призму исторической памяти, на такую практику, конечно, присутствует.

Но дело в том, что запросы общества становятся руководством для власти, как правило, если они могут власть поколебать. Во всех остальных случаях мнение общества остаётся просто мнением, без признаков руководства к действию.

Ретроспективные ощущения людей, конечно, активизируются на фоне проблемы коррупции. Но настоящее состояние общества и государства воспринимает коррупцию как необходимый элемент общественной и политической структуры. Любой публичный борец с коррупцией, остановленный за превышение скорости, не преминет сунуть взятку гаишнику. По сути настоящего состояния общественного сознания людей волнуют лишь факты крупных злоупотреблений, которые у существенной части населения в большей степени вызывают зависть, чем негодование аморальностью действий. Опять же, причины неморальности не столько в деструктивном сознании, сколько в исторически сложившемся восприятии государства в качестве противника частной жизни. Потому как практика всеобщего обобществления, длительной политической борьбы против частных экономических интересов реально противопоставили государству существенный сегмент экономически активного общества, которое длительное время существовало в культуре сочувствия криминальным действиям, против имущественных интересов государства, в частности. И эта проблема никак не может быть изжита, кроме как с течением неумолимого времени…

Мы живём в ситуации явной активизации антикоррупционных действий властей. При этом нельзя не согласиться с мнением, что, сколько бы эти действия ни были активны, коррупция побеждена не будет, так как является структурным элементом общественного сознания.

В рассматриваемой выше эпохе обобществления всех видов имущества, казалось, были минимизированы экономические предпосылки для коррупции. И, конечно, условия не позволяли злоупотреблять в масштабах, сравнимых с сегодняшней реальностью.

Именно поэтому власть и «завалили» действия изнутри, потому что она была препятствием для злоупотреблений современного уровня.

Сегодняшняя власть, памятуя тот негативный исторический опыт, тотального давления на коррупцию не ведет. Да и возможностей, в силу смены типов государства и общественного устройства, существенно меньше.

 

Павел Иванович Дмитриев, юрист, публицист, Санкт-Петербург