В ГОД 220-ЛЕТИЯ А.С. ПУШКИНА

В ПЛАМЕНИ БОЖЕСТВЕННОЙ ЛЮБВИ… 
В год 220-летия А.С. Пушкина

Поэтический гений Александра Сергеевича Пушкина (1799–1837) был явлен миру как истинное чудо. «Наш поэт представляет собою нечто почти даже чудесное, неслыханное и невиданное до него нигде и ни у кого, ни в каком поэте целого мира такого явления не повторилось», – справедливо утверждал христианский писатель-пророк Ф.М. Достоевский. 
Сам Пушкин воспринимал ниспосланный ему талант не только как дар, но и как задание свыше – нести человечеству проповедь Божественной истины: 

И Бога глас ко мне воззвал: 
«Восстань, пророк, и виждь, и внемли, 
Исполнись волею моей, 
И, обходя моря и земли, 
Глаголом жги сердца людей». 

Стихи словно объяты Божественным пламенем горения духовного. Сердце поэта-пророка – это «угль, пылающий огнем» в согласии с апостольским призывом: «Духом пламенейте; Господу служите» (Рим. 12:11). Неслучайно «Пророк» явился духовным ядром пушкинского творчества как служения пророческого, вместившего «в себе идею всечеловеческого единения, братской любви». 
«Велик и свят был жребий твой!..» – восклицал о Пушкине Ф.И. Тютчев. Он же выразил задушевную мысль, излившуюся из самого сердца России: 

Тебя ж, как первую любовь, 
России сердце не забудет!.. 

В торжественном венке, сплетенном «дивному гению», сверкает множество драгоценных жемчужин: художественно-поэтических образов, восторженных слов признательности, изумления, восхищения, благодарности. И в то же время скорби о ранней трагической гибели Великого Поэта России, разделившего участь других убиенных русских поэтов-пророков. 
Об их общей судьбе, предчувствуя собственную скорую гибель, писал современный поэт Николай Мельников, убитый при невыясненных обстоятельствах вблизи Оптиной пустыни: 

На мне стоит клеймо поэта, 
А у поэта на Руси – 
Так довелось – недолги лета. 
Мне тридцать. Господи, спаси! 

Во все времена властям предержащим было ненавистно талантливое честное слово русских писателей и поэтов. «Свободы, гения и славы палачи» избавляются от неугодных самыми изощренными способами. 
При этом в каждой любящей Пушкина душе утешительным упованием отзываются строки его заповеди о жизни вечной: 

Нет, весь я не умру – 
душа в заветной лире 
Мой прах переживет 
и тленья убежит. 

Как послушание Богу сформулировал поэт программу своего творчества: «Веленью Божию, о муза, будь послушна…». Покорный «веленью Божию», создавал Пушкин нетленные типы и образы своих чудесных сказок, поэм, повестей, «маленьких трагедий», драмы «Борис Годунов», романа в стихах «Евгений Онегин», всей своей многогранной, сверкающей алмазной россыпью лирики: пейзажной, любовной, элегической, анакреонтической, патриотической, вольнолюбивой, философской, религиозно-мистической, молитвенной… И «тут целое основание, тут нечто незыблемое и неразрушимое. Тут соприкосновение с родиной, с родным народом, с его святынею, свидетельство того мощного духа народной жизни, который может выделять из себя образы такой неоспоримой правды». 
Ниспосланная величайшему русскому поэту «та особая характернейшая и не встречаемая, кроме него, нигде и ни у кого черта художественного гения – способность всемирной отзывчивости», способность «любить человечество и носить в себе всеединящую душу» сотворила это дивное чудо пушкинского творчества. Во всякой человеческой душе, прикоснувшейся к нему, находит оно свой благодатный отклик. Вот почему каждый с полным основанием может сказать: «Мой Пушкин». Вчитываясь в него, важно сердцем найти самое для себя сокровенное – то, что выбирает душа. 
Пушкину в его прозрениях и предчувствиях, несомненно, были приоткрыты духовные тайны «жизни будущего века», Царствия Небесного. Поэт прямо говорил о действии Божьего Промысла в своей судьбе: 

Но здесь меня таинственным щитом 
Святое Провиденье осенило, 
Поэзия, как Ангел-утешитель, 
Спасла меня, и я воскрес душой. 

За два года до гибели у Пушкина сложились удивительные, таинственные стихи: 

Чудный сон мне Бог послал – 
С длинной белой бородою 
В белой ризе предо мною 
Старец некий предстоял 
И меня благословлял. 

Он сказал мне: «Будь покоен, 
Скоро, скоро удостоен 
Будешь Царствия Небес. 
Скоро странствию земному 
Твоему придет конец. 
Уж готовит ангел смерти 
Для тебя святой венец… 

Загадочное видение из иного мира отзывается в замирающей душе отрадой, благой вестью – «сон отрадный, благовещный». Но лирический герой, сознавая земность падшей человеческой природы, искаженной первородным грехом, не может в то же время не испытать смущенного замешательства, разноречивых чувств: 

Сердце жадное не смеет 
И поверить, и не верить. 
Ах, ужели в самом деле 
Близок я к моей кончине? 
И страшуся, и надеюсь, 
Казни вечныя страшуся, 
Милосердия надеюсь: 
Успокой меня, Творец. 

Все в Божьей власти и Божьей воле. Отходивший ко Господу Александр Сергеевич Пушкин, по свидетельству В.И. Даля, внятно произнес: «Ну, подымай же меня, пойдем, да выше, выше, ну, пойдем». Душа его начала восхождение. Поэт удостоился святого венца и Небесного Царствия по беспредельному милосердию Божию. Он пребывает в вечной гармонии и бесконечной любви Божией. Но нет на земном языке слов, чтобы выразить то, что непостижимо человеческим разумом. Ибо, как благовествовал апостол Павел: «…не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его. А нам Бог открыл это Духом Своим» (1 Кор. 2, 9–10). Человеку остается только уповать на волю Божию – святую, благую, совершенную. 

Алла НОВИКОВА-СТРОГАНОВА,

доктор филологических наук, 
профессор

 

 

доктор филологических наук, 
профессор